Чувство реальности. Книга 1 - Полина Дашкова

– Вам должны выписать солидную денежную премию, – сказалрезидент и подмигнул, – а что, неплохой подарок к Новому году. И еще, строгомежду нами, вас могут забрать в Лондон. Для меня это плохо, для вас, наверное,хорошо.

– Для меня тоже плохо, – искренне признался Григорьев, – уменя американский английский. Британцы снобы, для них американская речь звучитпримерно так же, как для коренных москвичей и ленинградцев провинциальныйюжно-русский говор.

– Ничего, у советских собственная гордость, – рассмеялсярезидент, – у нас все высшее руководство смягчает “Г” и вообще делает кучуошибок в устной речи. При Леониде Ильиче некоторые кандидаты в члены ЦК даже слогопедом занимались, искусственно коверкали свое чистое произношение, чтобыговорить, как генсек. Старику это нравилось.

– В Африке есть племена, где считается красивым, когда зубычерные треугольные, – задумчиво заметил Григорьев, – подпиливают, хотя больно,красят смесью золы и смолы, хотя вредно для эмали. Нет, если серьезно, я нехочу в Лондон. Впрочем, это не мне решать.

– Правда, не хотите? Честное слово? Или пытаетесьподольститься к начальству?

– Не пытаюсь, Всеволод Сергеевич. Вы слишком умный, я тоже.Какая лесть? Зачем?

Резидент опять засмеялся. У него был приятный смех, мягкий,низкий, натуральный, без визгливых ноток, которые выдают тайную психопатию, безшикарных басистых раскатов, свойственных театральным истерикам. Резидентдействительно не был ни психопатом, ни параноиком, ни истериком. Добравшись послужебной лестнице КГБ до фантастических карьерных высот, руководительвашингтонской резидентуры Всеволод Сергеевич Кумарин умудрился остатьсянормальным человеком, и за одно это ему следовало бы поставить памятник прижизни.

– Ну, и как же нам быть, Андрей Евгеньевич? – спросил он, честнои прямо глядя Григорьеву в глаза. – Здесь вам цены нет. У вас лучшая агентурнаясеть, вы пользуетесь влиянием в журналистских кругах. Вы ведете великолепнуюигру с Биллом Макмерфи, и он работает на нас, сам того не подозревая.

– Вы преувеличиваете, Всеволод Сергеевич, – хмыкнулГригорьев, – я всего лишь “утка”, подставной агент, не более.

– Не скромничайте. – Кумарин сдвинул брови и произнес спародийным грузинским акцентом:

– “Агентов иметь не замухрышек, а друзей – высший классразведки. Идти в лоб – близорукая тактика. Никогда не вербовать иностранцатаким образом, чтобы были ущемлены его патриотические чувства. Не надовербовать иностранца против своего отечества. Если агент будет завербован сущемлением патриотических чувств – это будет ненадежный агент”.

Григорьев оценил по достоинству блестящую память и артистизмрезидента. Поучительное высказывание о разведке принадлежало Сталину. Усатыйпроизнес это в декабре 1952 года, при обсуждении проекта Постановления ЦК КПСС“О главном разведывательном управлении МГБ СССР”. Григорьев помнил этот текст,не наизусть, конечно, но помнил. Он был напечатан в предисловии к одному изспециальных учебных пособий для контрразведчиков.

Андропов любил цитировать Сталина. Глава вашингтонскойрезидентуры три дня назад вернулся из Москвы и, вероятно, подцепил яркую цитатуна очередном закрытом совещании у железного Ю.В.

"Коммунистов, косо смотрящих на разведку, на работу ЧК,боящихся запачкаться, надо бросать головой в колодец”, – с мягкой улыбкой и всес тем же акцентом добавил резидент.

– О, так можно остаться без питьевой воды, – проворчалГригорьев.

– Ну да, ну да, – рассеянно кивнул Кумарин, – слушайте,Андрей Евгеньевич, а ведь Макмерфи хитрый сукин сын. Он умный и опытный контрразведчик,не хуже нас с вами. Неужели за все это время он ни разу не пытался васвербовать всерьез?

– Так он меня уже давно завербовал, вполне серьезно. Я засвое предательство деньги получаю. В бухгалтерии есть вся документация.

– Ну да, ну да. Я имею в виду другое. Вы общаетесь второйгод, видитесь не реже раза в неделю. Та дешевая и бездарная “деза”, котораяидет к нему через вас, давно должна была насторожить Макмерфи. Как же вамудается лавировать, Андрей Евгеньевич?

– Вы сами понимаете, Всеволод Сергеевич, в разведке небывает бескорыстной дружбы и без-; ответной любви, – Григорьев подмигнул ирассмеялся, – конечно, мне иногда приходится отвечать Биллу взаимностью иподкармливать его реальной информацией, чтобы не оголодал и не разочаровался вомне. На самом деле, я действительно давно завербован ЦРУ.

– Я могу это расценивать как чистосердечное признание? –обаятельно улыбнулся резидент.

– Нет, – вздохнул Григорьев, – как плохую шутку.

Зазвонил телефон. Резидент взял трубку, покосившись наГригорьева, подвинул ему несколько пластиковых папок, резко крутанулся в креслеи углубился в разговор.

В папках лежали вырезки из американских газет,подготовленные пару дней назад самим Григорьевым и снабженные пометкамирезидента. Обычно Андрей Евгеньевич просто забирал папки и уносил их к себе, носейчас почему-то резидент не отпустил его. Казалось, он так увлекся телефоннымразговором, что просто забыл о Григорьеве.

Хотелось пить. От собственной неудачной шутки все еще былосолоно и сухо во рту, как будто он наелся соленой рыбы всухомятку. Хотелось нетолько пить, но даже и зубы почистить. “Кретин! – повторял про себя Григорьев,тревожно бегая глазами по радужным газетным строчкам. – Жалкий идиот! Ты решил,что он подумает: раз ты позволяешь себе отпускать такие рискованные шуточки,значит, ты чист, как ангел? Ты хотел подстраховаться? Или у тебя опять острыйприступ психопатии?"

Он попытался сосредоточиться на тексте. В конце концов,работа – лучшее лекарство, даже если она сводится к перечитыванию высокопарногопропагандистского бреда, от которого тошнит.

"Черт бы их всех побрал!” – проворчал Григорьев и тутже прикусил язык. Между двумя пластиковыми папками тихо зашуршал тонкий листокбумаги. Текст был написан от руки, по-английски, крупным косым почерком, стаким энергичным нажимом, что тонкая бумага прорвалась в нескольких местах.

С первой строчки Григорьев понял, что перед ним посланиелично резиденту от офицера ЦРУ с предложением о сотрудничестве. Автор обозначалсебя кличкой “Белл”, то есть колокол, намекал, что его положение даетвозможность получать ценнейшую информацию из первых рук. Свою инициативу онобъяснял, во-первых, давней симпатией к России, во-вторых, некоторыми личнымиобстоятельствами.

Григорьев пробежал текст от начала до конца за пару секунд.Резидент все еще разговаривал по телефону, сидел, отвернувшись, уютноссутулившись, изредка вставляя короткие чуть слышные реплики в ответ на длинныймонолог невидимого собеседника. Если не считать человека на другом концепровода, они были вдвоем в кабинете, отгороженном от мира толстыми стенами безокон, слоями звукоизоляции.