Чувство реальности. Книга 1 - Полина Дашкова

– На то ты и психолог, чтобы наблюдать за людьми и выявитьконтакты самого разного рода, – медленно, чуть слышно отчеканил Макмерфи. – Яне требую от тебя ничего конкретного, никаких доказательств.

– Конечно, – кивнула Маша, – если Ловуд скажет Кумарину, ктоя, это будет лучшим доказательством. Других и не нужно.

Макмерфи никак не отреагировал, он только чуть опустил веки,но все равно было заметно, как забегали глаза. Он накрыл Машину руку своейтеплой сухой ладонью и заговорил мягко, медленно:

– Меня интересуют твои наблюдения, впечатления, оценки.Считай, что будешь заниматься рутинной проверкой Стивена Ловуда. Такой проверкерегулярно подвергаемся все мы. Ты, я, твой отец, десятки сотрудников.Контролируются наши банковские счета, налоговые декларации, соответствие уровняжизни уровню фиксированных доходов, личная жизнь со всеми интимнымиподробностями. Мы проходим медицинские ©смотры, у нас берут кровь на наркотики,алкоголь и никотин, нас подвергают психологическому тестированию. Ты должнапротестировать Ловуда, но так, чтобы он этого не почувствовал.

Маша убрала руку из-под его ладони. Несколько минут онамолча ковыряла ложкой остатки клубничного пирожного. Макмерфи тоже молчал,цедил мелкими глотками остывший жидкий кофе. Он нервничал. Она это видела, ноне потому, что была психологом, а потому, что знала его много лет и оченьхорошо к нему относилась. Он нервничал, и еще ему было немного стыдно. Наконец,не поднимая глаз, Маша спросила:

– Ваши подозрения как-то связаны с убийство” Бриттена иКравцовой?

– Я тебе ничего не сказал о подозрениях. Считай, что их нет.И связи с убийством никакой нет.

– Вот сейчас вы мне врете, Билл, – неожиданно для себявыпалила она с дурацкой улыбкой, испугалась, покраснела, но все-такипродолжила:

– Это работает против вас. Чем больше темных пятен, темтрудней мне будет добывать для вас информацию.

– Я не вру, – он покачал головой, спокойно и грустно, –когда мне надо соврать, я делаю это так, что никто не замечает, даже ты. Сейчася просто не говорю тебе того, в чем сам не уверен. Не хочу грузить тебя. А то,что ты краснеешь, плохо. Очень плохо. Непрофессионально. Ясно?

– Нет.

– Ну ладно, хватит! – Он вдруг раздраженно повысил голос:

– В твоем задании все чисто. Его продумывали и формулировалине самые глупые люди. Никто не собирается тебя подставлять. Темные пятна могутпоявиться позже, из-за твоих ошибок либо случайно. Но случайность в конечномсчете – это тоже твоя ошибка, только растянувшаяся во времени и пространстве.Да, риск будет, но не сразу. Он вырастет постепенно, чем больше пройдетвремени, чем шире станет круг твоего общения, чем больше ты будешь знать, темвыше степень риска. То есть ты сама его сделаешь огромным или совсем маленьким.Ты начнешь там жить и действовать, выстраивать отношения с людьми, и каждымсвоим шагом, каждым словом ты можешь увеличить или уменьшить степень риска.Кумарин тебе не опасен, он не узнает тебя. Ты просто должна быть уверена, чтоты Мери Григ, родилась в Нью-Йорке, хорошо говоришь по-русски потому, что утебя была русская няня, родители погибли в автокатастрофе, ну и так далее. Аглавное, ты все время должна помнить, что тебе от них ничего не нужно исовершенно нечего скрывать. Ни от Кумарина, ни от Ловуда, вообще ни от кого.Поняла? Повтори про себя сорок раз!

Маша почти не слушала его. То, что он говорил, было,конечно, мудро, и даже красиво, и по-своему верно. Это отлично прозвучало бы накаком-нибудь теоретическом занятии, особенно в качестве вступительной речи. Этомог говорить преподаватель студентке-первокурснице в школьном коридоре, а неофицер ЦРУ своему коллеге в аэропорту Кеннеди за полчаса до отлета в Москву.

– Ну, ты успокоилась? – Он взъерошил ей волосы. – Теперьвсе?

– Нет, не все. Помощник атташе по культуре – слишком важнаяперсона, чтобы тащиться по жаре в аэропорт и встречать такую пигалицу, как я.

– Привыкай, привыкай, ты не пигалица, твоя поездка оплаченаКонцерном. Сразу после защиты диссертации ты станешь штатным сотрудником“Парадиза”. Ты уже элита, в тебя вложены серьезные деньги. Господин ДжозефХоган, владелец Концерна, в телефонном разговоре с Евгением Рязанцевымподчеркнул, что выпускница Гарварда Мери Григ – его протеже, и высказал своюличную заинтересованность в том, чтобы твое сотрудничество с пресс-центромпартии оказалось максимально успешным.

– Вот как? – слегка удивилась Маша. – Когда же они успелипобеседовать о моей скромной персоне?

– Неделю назад. Сегодня он еще раз позвонил Рязанцеву,выразил свои соболезнования и напомнил, как ты слушала его лекции, как вытанцевали рок-н-ролл. Рязанцеву сейчас плохо, одиноко. Люди из близкогоокружения его тяготят. Роман с Кравцовой развивался у них на глазах, и о том,что она ему изменяла с Бриттеном, им известно, теперь во всяком случае. Этобольно ранит его мужское самолюбие. А ты – человек со стороны, но с тобойсвязаны определенные воспоминания, пусть незначительные, мимолетные, однаковесьма приятные. Не сомневаюсь, он сам захочет, чтобы ты была рядом.

– Погодите, Билл, – поморщилась Маша, – я не поняла, значит,первый звонок был неделю назад? То есть все было решено еще до смерти Томаса?

– Ну, Маша, ты должна догадываться, что такие решенияпринимаются не в один день.

– А что было не так с Томасом? – спросила она почти шепотом,трусливо надеясь, что Макмерфи не расслышит этого нахального вопроса.

– Что не так? Томас Бриттен спал с Викторией Кравцовой. –Макмерфи криво усмехнулся и добавил комически страшным шепотом, приблизившись кМашиному уху:

– По собственной инициативе, без всяких наших санкций.

Он отстранился, помолчал несколько минут, оглядывая Машу сголовы до ног, и заговорил о том, что ей надо купить во фри-шопе какие-нибудьновые духи, сменить запах, поскольку ее любимая “Шанель Аллюр” пахнет взрослойженщиной, дамой с богатым прошлым, и стоит выбрать нечто более невинное. Машаслушала и энергично кивала, словно старалась вытряхнуть из головы неприятный исовершенно риторический вопрос: не потому ли этих двоих, Кравцову и Бриттена,нашли мертвыми в одной постели, что они спали несанкционированно?

На прощанье, перед пограничным контролем, Макмерфи поцеловалее в щеку. Так было принято. Несмотря на разницу в возрасте и чине, она могланазвать его Билл. Когда они переходили с английского на русский, что случалосьдовольно часто, он называл ее Машка и на “ты”. Он знал ее с четырнадцати лет.Он помог отцу вывезти ее из России, навещал ее в разных клиниках, в которых ейпришлось лечить искалеченную руку, очищать кровь от психотропной отравы,приводить в порядок нервы, заново учиться писать, ходить, спать без ночныхкошмаров. Он нашел для нее отличного подросткового психотерапевта. Он никогдане забывал дарить ей подарки на день рожденья, недорогие, ни к чему необязывающие, но всегда милые и продуманные.