Юрий Никулин. Война. Арена. Кино. 100 лет Великому Артисту - Михаил Александрович Захарчук

цирке Федорович предложил всем подумать о детской клоунаде для этих спектаклей. Отец сочинил для меня и однокурсника Романова довольно интересную, на мой взгляд, клоунаду. Я должен играть в ней Лентяйкина, а Романов – положительного клоуна. Действовало там и снежное чучело. По сценарию в чучело залезал Романов, и оно, пугая Лентяйкина, как бы его перевоспитывая, било метлой. Клоунаду мы принесли в студию. Увы, руководству она не понравилась. Об этом нам пришлось с горечью сообщить отцу. Через две недели другие авторы написали другую клоунаду, где осталось почти все то же самое, только снежное чучело заменили на бутафорскую елку. Именно в эту елку должен залезать человек, и потом елка, наказывая Лентяйкина, хлестала его ветвями. Правда, Лентяйкина переименовали в Неумейкина. Узнав от меня, как поступили с его клоунадой, отец обиделся:

– Это же форменное хамство. Ну как так можно поступать? – сокрушался он, и мы с Романовым его прекрасно понимали. Но доказывать свой приоритет, как и нашу правоту, мы не стали, хотя литературное и текстовое воровство было, что называется, налицо.

С «Лучом света» все обстояло сложнее. Я играл репризу так, что в ее финале дарил лучик зрителям. А Попов, как известно, уносил его с собой в корзинке. Это уже не просто другое преломление смысла – иная философия. Доказать это можно было элементарно, но я терпеть не могу сутяжничества. Олег на меня много сетовал, а я на него – ни разу. А жизнь нас рассудит.

– И все-таки мне не совсем понятно, почему, отправляясь на встречу с премьером Рыжковым, вы взяли с собой Попова?

– Потому что он – великий клоун. Лучше его был только Леня Енгибаров.

Александр Борисович Буше (Александр Ксенофонтович Гнусов) вел в студии курс технологии циркового искусства. Начинал еще в конце ХIХ века как наездник на Петербургском ипподроме. Потом работал берейтором и дрессировщиком лошадей в частных цирках. Некоторое время играл в Махачкалинском драматическом театре. С 1930 года начал работать режиссером и шпрехшталмейстером в периферийных цирках, а с 1935 года являлся режиссером и инспектором манежа (шпрехшталмейстером) Московского цирка на Цветном бульваре.

Буше не просто преподавал крайне важную и нужную дисциплину для будущих клоунов. Он обычно вел задушевные и содержательные беседы со студийцами об особой специфике работы на манеже, об уникальной технологии циркового представления, рассказывал о собственной жизни, о тех трудовых университетах, которые ему пришлось пройти. Как шпрехшталмейстер Московского цирка он был человеком легендарным, уникальным и неповторимым.

Юрий Владимирович вспоминал: «Я побывал во многих цирках мира. Мне встречались разные шпрехшталмейстеры. Это вообще-то особая цирковая специальность. Но ни один из них даже близко не стоял возле Буше. Фрак на нем всегда сидел так, как будто его обладатель только что вернулся с подиума моды. Он его тщательно отглаживал и чистил ежедневно перед каждым представлением. Было два представления, Буше утюжил фрак дважды, три – трижды. Александр Борисович всегда выглядел импозантно, элегантно, артистично, но главное – торжественно, как председатель английской палаты лордов. Он только появлялся на манеже, и все сразу чувствовали: сейчас начнется праздник, феерия, торжество! Буше не просто объявлял номера в той последовательности, что значилась в программе – он и блестяще вел диалоги с клоунами. Мне посчастливилось многажды с ним «дискутировать» на арене. Это было нечто! Он пользовался неизменным и прочным авторитетом среди артистов, униформистов и у руководства цирком. Его подчиненные работали на арене, как выдрессированные звери. Стоило Буше хлопнуть в ладоши – знак того, что ритм работы на манеже надо ускорить, как люди действительно начинали двигаться в разы быстрее. Невозможно себе было даже представить, чтобы кто-то из униформистов вышел на манеж в нечищеной обуви, растрепанным, в мятом костюме. Он как зоркий старшина видел на униформе каждую ненужную складку.

…Еще будучи студийцем я узнал, что у Буше были переломаны обе ключицы. Однажды во время представления артистка-акробатка случайно сорвалась и полетела вниз с большой высоты. Буше самоотверженно бросился ее ловить и принял столь сильный удар, что сломал ключицы в двух местах. Но артистку спас».

«В годы гражданской войны Гнусов-Буше командовал кавалерийским эскадроном. Александр Ксенофонтович снискал большое уважение как непревзойденный ведущий программы. Превосходный голос, культура слова, праздничность подачи каждого номера всегда являлись его неотъемлемыми качествами. А.К.Гнусов-Буше не раз представлял советское цирковое искусство за рубежом. Всегда принципиальный, высокотребовательный к себе и окружающим, внимательный и заботливый по отношению к молодежи – таким и останется в нашей памяти А.К. Гнусов-Буше – коммунист, превосходный артист и замечательный человек, отдавший цирку свыше 70 лет своей жизни».

Из некролога, опубликованного в газете «Советская культура» от 15 октября 1970 года.

Потомственный клоун Дмитрий Сергеевич Альперов начал выступать в цирке вместе с отцом Сергеем Сергеевичем еще до революции. Вначале работал как акробат-эксцентрик. В 1914 году повздорил с отцом и стал выступать самостоятельно как клоун-сатирик. Принимал участие в постановке пантомим «Махновщина» по сценарию Масса, «Москва быстро горит» Маяковского. В Московском цирке на Цветном бульваре работал с 1930 года. Написал книгу «На арене старого цирка». Эту книгу отец подарил Юрию. А еще он многажды видел Альперова, когда ходил с отцом в Цирк на Цветном бульваре. И потому влюбился в Дмитрия Сергеевича буквально с первой же лекции. Полагаю, что далеко не случайно. Альперов, безусловно, обладал ораторским даром. Хорошо поставленным рокочущим басом он рассказывал о былом и пережитом с таким подъемом, что студийцы слушали его, словно завороженные.

Из воспоминаний Ю.В. Никулина: «И вот Альперов у нас в студии. Он посмотрел на свои огромные плоские серебряные карманные часы (они выглядели клоунскими – теперь бы их назвали сувенирными), с золотыми стрелками, зеленым циферблатом, и я сразу подумал: сейчас что-нибудь с часами произойдет – взорвутся они или задымятся, а может быть, заиграет какая-нибудь музыка. Но часы просто тикали. Он посмотрел на них еще раз и положил на стол около потертой тетради со своими записями. В комнате тихо. Альперов рокочущим голосом начал рассказывать о старом цирке. Видимо, готовясь к встрече, он написал план, поэтому время от времени заглядывал в тетрадку. Мы сразу же перенеслись на пятьдесят лет назад и попали в мир старого дореволюционного цирка.

– Клоун Рибо, – гремел голос Альперова, – выходил в манеж и встречал мальчика с удочкой, который шел ему навстречу по барьеру. Рибо переносил мальчика через манеж, воображая, что идет по воде. Делал он это поразительно смешно.

Я записывал в своей тетради: «Ловить в манеже рыбу, воображая, что он заполнен водой…» (Через десять лет эта запись послужила мне толчком для создания