Юрий Никулин. Война. Арена. Кино. 100 лет Великому Артисту - Михаил Александрович Захарчук

штаба придумать невозможно! И вместе с ребятами притащил бутафорский стог в свой двор. Игра приобрела невероятно динамичный характер и длилась допоздна. А когда уже на улице зажглись фонари, во дворе появился милиционер. Увидев «стог» с надписью «Штаб», он зычно крикнул:

– Начальника штаба немедленно ко мне!

Юра прибежал в пожарной каске.

– Как ваша фамилия, товарищ начальник штаба?

– Никулин!

– Распорядитесь «стог» немедленно вернуть в театр, а сами следуйте за мной.

Пожилой реквизитор, чертыхаясь, поволок «стог» на сцену, а Никулин, понурив голову, побрел за милиционером. Который оказался добрым дядькой, с добрым юмором. И, пожурив пацана, отпустил его домой.

После этого случая Юра уже с особым интересом стал ходить в Театр рабочих ребят, пересмотрев там почти весь репертуар: «Улица радости», «Пакет», «Нахлебник», и, конечно, спектакль по пьесе детской писательницы Веры Смирновой «Токмаков переулок». Ведь в нем речь шла как раз о знакомом, родном, наболевшем: жизни и нравах ребят Бауманского района.

И вот Никулин видит перед собой живого Гушанского.

– Здравствуйте, – сказал ему. – А ведь я вас знаю. Вы работали в нашем Театре рабочих ребят?

– Было дело. А вы кто такой?

– Никулин… Юрий Никулин. Вот, поступаю…

– Ну хорошо, желаю удачи. – И побежал дальше.

Его чтение басни и «Гусара» члены комиссии слушали внимательно. Даже смеялись. В коридоре поступающие завистливо говорили Юре: «Ты, конечно, поступишь. Над твоим чтением сам Гушанский хохотал».

Не помогло. После третьего тура Семен Ханаанович почти виновато говорил: «Понимаете, товарищ Никулин, как-то так сложилось, что поначалу все у вас шло хорошо. А вот после третьего тура члены комиссии решили, что вы не впишетесь в группу, из которой потом преподаватели намереваются создать новый театр. Там вы с вашим амплуа не годитесь».

Поздно вечером Юра вернулся домой и, ни с кем не общаясь, забился в свой угол на кровать. Малька тут же улеглась рядом. Теребя ее за ушками, он с грустью подумал: «Во всем виновата моя стеснительность. Надо было рассказать Гушанскому про то, как я воровал у него стог, и меня бы приняли. Ценится необычность, нестандартность поведения абитуриента, чтобы как в цирке в конце репризы было: «Ап!». А я пошел по накатанному пути. Так что поделом мне». И ему вспомнился рассказ старшекурсника из ГИТИСа. Один способный парень провалил вступительные экзамены. На следующий день к членам приемной комиссии пришла тетка неудачника и стала слезно просить принять племяша, ибо он очень способный и не видит своей жизни без театра. Если его не примут, то он грозит наложить на себя руки. Женщине поначалу терпеливо объясняли всю бездарность ее племянника, а потом у членов приемной комиссии лопнуло терпение и ее стали натурально выталкивать взашей. Тогда женщина сорвала с себя платок, очки, парик, и все увидели, что это – не принятый в вуз юноша. И его приняли.

В ГИТИСе Никулин познакомился с Анатолием Эфросом. Тот заканчивал режиссерский факультет и пригласил юношу-неудачника в Ногинский театр, где режиссер Константин Воинов организовал студию. Там приняли не только Юру, но и его школьного товарища Шуру Скалыгу. Время от времени студия давала спектакли, разъезжая по области. Никулин соглашался на любую сценическую работу. Хоть «Кушать подано» готов был произносить. Но втихаря готовился к поступлению в театральную студию при Камерном театре. Это была последняя его надежда получить специальное театральное образование. Во всех остальных вузах и студиях, кроме училища МХАТа, куда сам не хотел поступать, – ему указали от ворот поворот. Не улыбнулось парню-фронтовику актерское счастье.

А жизнь продолжалась. Мама по-прежнему трудилась на «Скорой помощи». Отец писал репризы, фельетоны, частушки. И лишь Юрий получал иждивенческую карточку. Студия Воинова была самодеятельной. Ее руководители Воинов и Эфрос не имели права выдавать справки своим учащимся о том, что те заняты общественно-полезным делом. Естественно, ни о какой продовольственной карточке не могло быть и речи. Юрий поэтому чувствовал себя униженным и оскорбленным неудачником. В голове его роились разные, порой взаимоисключающие мысли. То он вдруг вознамерился податься в педагоги. В конце концов, отец тоже когда-то начинал с учительства. А посетив отделение милиции, где ему попеняли за тунеядство («Товарищ Никулин, вы демобилизовались в мае, сейчас сентябрь, а вы нигде не работаете. Непорядок!»), – решил стать участковым.

И тут ему на глаза попала газета «Вечерняя Москва».

«ВЕЧЕРКЕ» ДО ГРОБОВОЙ ДОСКИ БЛАГОДАРЕН»

– Юрий Владимирович, вы обычно слушаете только радио, а телевизор не смотрите?

– Сейчас почти не смотрю. Недоброе стало телевидение наше. А раньше смотрел. Концерты, театральные постановки смотрел. Очень мне нравится передача «Очевидное – невероятное», которую ведет Капица. Мы с Сергеем Петровичем, кстати, знакомы. В этой передаче даже эпиграф толковый: «О, сколько нам открытий чудных / Готовит просвещенья дух, / И опыт, сын ошибок трудных, / И гений, парадоксов друг». Жаль, что здесь точка стоит. У Пушкина-то есть еще одна фантастически гениальная строка: «И случай, бог изобретатель».

Это правда, что случай нашей жизнью управляет. Помнишь, как у Булгакова: «Да, человек смертен, но это было бы еще полбеды. Плохо то, что он иногда внезапно смертен, вот в чем фокус! И вообще не может сказать, что он будет делать в сегодняшний вечер». Если бы много лет назад мне случайно не попалось на глаза объявление о наборе в студию клоунады при Московском государственном цирке на Цветном бульваре, я бы наверняка стал милиционером. А так до гробовой доски буду благодарен «Вечерке» за то, что дала мне самый верный и, как оказалось, самый нужный ориентир по жизни.

* * *

На семейном совете долго ломались копья насчет того, поступать Юре в цирковую студию или же повременить и на следующий год вновь начать штурмовать театральные учебные заведения. Мама говорила, что цирк почти что балаган. А театр, скорее, храм, и от этого обстоятельства надо, как от печки, плясать. Отец был более прагматичен и утверждал, что как раз в цирке Юра и сумеет себя проявить. Тем более, что там можно экспериментировать. И вообще арена, в отличие от театра, где все определяет режиссер, дает творческому человеку куда как большие возможности. На том и порешили: Юра подает документы в студию цирка.

Мастерскую клоунов набирал режиссер цирка Александр Александрович Федорович. Вместе с ним в приемной комиссии сидели художественный руководитель цирка Ю. Юрский, известный жонглер В. Жанто, режиссер Б. Шахет, инспектор ма- нежа А. Буше, директор цирка Н. Байкалов и другие.

После того, как Юрий с чувством исполнил «Гусара», Федорович отозвал его в сторону и спросил:

– А вы часом не сын ли Владимира Андреевича Никулина?

– Так точно, сын.

– Вижу, что и повоевать