Повесть о Чойджит-дагини - Чойджид Лин

пользы не было. Когда стало хуже, я подумала "Теперь я умру. Хотя [прежде] я собиралась стать монахиней, родители и родственники не позволили. В детстве 2а хоть и выслушала [религиозное] наставление[32], но недостаточно размышляла над ним. Что касается высших, то недостаточно почитала ламу и три драгоценности. Что касается низших, то недостаточно подавала подаяние шести видам живых существ. Делала подношение пищи лишь немногим ламам-наставникам. Какая же в этом польза? Мало у меня и других благих деяний. Ах! Я, бедняжка, имея счастливый случай, получила трудно обретаемое тело человека, но, совершив дурные деяния, ныне умру, раскаиваясь. Да уж поздно теперь сокрушаться. Каждый год убивала по двадцать-тридцать коров и овец. Плоды всех этих грехов падут на меня. Кто кроме меня самой понесёт их на себе? Не иначе, как переродившись с дурной участью, буду испытывать страдания. Ведь муж и дети едва ли справят по мне хорошие поминки. Хотя мой муж и не исполнит многих добрых дел [ради меня], ибо скуп на имущество и не имеет религиозных чувств, 2б всё же велю ему после моей смерти раздать некоторую часть [нашего имущества]".

– Муж и дети, подойдите сюда, – позвала я. – Мне, видимо, от этой болезни уже не избавиться. Выслушайте внимательно три последних слова моего завещания. Прежде я накопила недостаточно добродетели. По [разным] причинам скопила множество грехов. Поэтому теперь ради [увеличения] моей добродетели раздайте треть [нашего] имущества. Половину моих нефритов и кораллов отдайте дочери, а половину раздайте после моей смерти в качестве благодеяния. Совершая добрые дела, не смешивайте их с грехом. Стремитесь к добродетели. Вы все – отец и дети, если сможете, следуйте Учению. Если не сможете, то [хотя бы] воздерживайтесь от греха. Если не исполните этого, то, умирая, будете раскаиваться. Если уж [ты, муж], не можешь сам, то заставь обоих моих сынов следовать Учению и делать всё возможное для религии. Закажи необходимые молебны. Вы, муж и сыновья, воздерживайтесь от греха. Усердно стремитесь к добродетели. 3а [Муж], дай слово, что не позволишь другой жене мучить [моих] сынов и дочь.

Муж ответил:

– Раздав после твоей смерти треть нашего имущества, что мы вчетвером, отец и дети, будем есть? Нефрит и кораллы надо отдать твоей дочери. Если я не возьму женщину вести хозяйство, то, поскольку дети слишком малы, они не смогут управиться с хозяйством. Я не унижу твою добродетель, но сейчас не могу обещать, что именно я сделаю ради неё.

Я подумала с сожалением: "Судя по его словам, не много же добрых дел он совершит. Да и сама я, пока ещё была в силах, грешила, не помышляя о воздаянии на пользу Учения. Не поднесла хотя бы по одному кораллу или нефриту каждому ламе-учителю. Взяв другую жену, [они вдвоём] будут мучить сынов и дочь".

От чрезмерных душевных переживаний у меня закружилась голова.

3б Показалось, что я провалилась под землю, а сверху как будто давило множество людей. Я очень испугалась. Затем я блуждала в огромном океане и, замёрзнув, почувствовала такую боль, будто на теле образовались и лопались пузыри. После этого показалось, что всю землю объяло пламя и в этом с сильным треском полыхавшем пламени тело моё сгорело. Это было мучительно. Потом то и дело стали сверкать молнии, и раздался такой гром, как будто задрожала земля. Затем, неизвестно отчего, я успокоилась. Что происходило дальше в течение длительного времени, – я не знаю. Показалось, что я очутилась в углу дома, а над головой появилось пятицветное сияние величиной со щит. Из этого сияния 4а исходило множество лучей. На концах этих лучей находились [существа] с не похожими друг на друга семью головами, с одетыми в доспехи человеческими телами, с глазами величиной с луну и солнце. В семидесяти руках своих они держали множество разнообразных мечей. Все они кричали: "Ха! Ха! Ху! Ху! Убей! Убей! Хватай! Хватай!". Их крик слышался, как рёв тысячи драконов. Я очень испугалась. Но тут я вспомнила наставление ламы о том, что всякий свет – это свой собственный свет, всякая форма – это своя собственная форма, всякий звук – это свой собственный звук. Свой страх рождается в собственном же сознании. Как только я об этом подумала, решив, что в действительности ничего не происходит, всё сразу исчезло. Страх прошёл, и я успокоилась.

Тогда я взглянула на собственную кровать. Там лежал зловонный труп огромной лягушки, укрытый моими одеждами. Дети, 4б родственники, соседи – все подошли к кровати. Одни стали целовать труп лягушки в губы. Другие начали плакать, держа его за лапы. Тут же раздался гром, как будто одновременно ревела тысяча драконов. На меня стал падать и колотить град из крови и гноя величиной с яйцо, причиняя нестерпимые страдания. Когда плач утих, гром и град тоже прекратились. Боль стихла.

Тогда мой младший брат Итэгэл-Ном сказал:

– Оттого что мы сидим и плачем, нет никакой пользы. Без ламы нельзя совершить обряд по умершей. Надо пригласить ламу-учителя с двадцатью-тридцатью учениками. Будет хорошо, если, пригласив их, попросим совершить обряд. Старшая сестра прежде почитала великого отшельника Нигулесугчи-Эрдэни. Его и приглашу совершить обряд. Позову [также] одного ламу читать [сутру] "Чодба"[33].

Муж произнёс:

5а – Приглашу бонского ламу.

– Моя старшая сестра не почитала [учение] бон и не следовала ему, – возразил мой младший брат. – Поступай, как хочешь, а я пойду приглашу ламу-учителя и великого отшельника. Сказав так, он ушёл.

[Тем временем] мой хитрый муж вместе с племянником повезли на подводе зерно, сказав:

– У нас дома есть шесть мер ячменя. Попросим соседей смолоть его.

"Что они собираются делать? Будут совершать жертвоприношения? Но ведь теперь моя болезнь от страха как будто прошла. Так просто раздав столько муки посторонним людям, они потом не вернут обратно и половину её", – подумала я, скупясь. У меня не было и мысли, что я умерла.

[Вскоре] мой старший сын привёл чтеца и велел ему читать [сутру] "Чодба". 5б Когда тот открыл обрядник и совершил обряд вероисповедания, я очень обрадовалась, и душа моя успокоилась. Вечером прибыли лама с двадцатью-тридцатью учениками и великий отшельник Нигулесугчи-Эрдэни. Я помолилась ламе и попросила благословения, но он не благословил.

– Если этот святой лама сердится [на меня], то зачем пришёл сюда? – спросила я. Муж и дети ничего не ответили. Пока я сидела, тревожно размышляя: "Отчего же все они сердятся на меня?" – великий лама-отшельник, положив руку на голову трупа лягушки, совершил обряд, произнёс проповедь и прочитал благопожелание, время от времени повторяя:

– О! Чойджид! Пришёл твой смертный час. Оставь заботы о детях, имуществе и пище. Думай о том, что твоя душа в виде белой [буквы] "А" в форме белой капли 6а вселилась в сердце моё[34]. Отправляйся со мной в Сукавади