Юрий Никулин. Война. Арена. Кино. 100 лет Великому Артисту - Михаил Александрович Захарчук

Сейчас я сижу один. Два других санитара отсутствуют. Один уехал в город с больным, другой пошел на партсобрание. По радио сейчас, по-видимому, передают что-нибудь паршивое, т. к. наш радиоузел дает записи пластинок. Надо сказать, что пластинки замечательные. Все новинки, а также лучшее из старых номеров. Приеду домой – буду тоже собирать пластинки.

На днях получил письмо от Мишки Демидова и Шурки (одноклассники Никулина. – М.З.). Прислали теплое товарищеское письмо. Писали его во время подготовки к испытаниям. Шуркины действия я не одобряю. Ему надо было кончать медицинский. В конце письма обещался попасть в Ленинград во время каникул, но, по-видимому, ему это не удастся. Если дядя Ганя поедет в Ленинград, то пусть даст телеграмму. Я очень рад буду его увидеть. Погода сейчас стоит довольно-таки сносная. Особенно больших морозов нет, но ветер сильный все время.

Теперь отвечаю относительно моего «сержантствования». Ходят слухи, будто бы присвоят звание 25-ти человекам. Если это так, то я могу быть спокойным. Нас сдавало очень много народу, и если выбрали только 25, то я-то в первые 25 по отметкам не подойду. А другая версия – будто бы кому не присвоят звание, тот будет сдавать еще раз. В любом случае я успокоился. Решил: будь что будет. Да и слова комиссара успокаивают: «Все, имеющие среднее образование, служат 2 года и увольняются осенью 1941 года».

Как быстро летит время. Уж пол-января прошло. Каких-нибудь полтора-два месяца, и зима окончена. А лето уж точно пройдет незаметно, и я увижу вас. Увижу не во сне, как это бывает каждую ночь, а наяву. Увижу вас, Госю. Всех родных и знакомых. Увижу крошку Малышку, которую я вспоминаю очень часто.

Кончаю писать. Надо бежать за ужином, а потом – получать на складе продукты. Еще раз очень и очень прошу вас – не сердитесь на меня, если будут порядочные перерывы между письмами. Целую всех крепко. Любящий вас Ю. Никулин».

* * *

«27 января 1941 года.

Дорогие мамочка и папочка!

Я решил сначала написать в одно место, а потом вам, но едва кончил писать первое письмо, как понадобилось срочно ехать в Левашово за больным, и я не успел вам написать ни строчки.

С тетей Гелей я встретился 22-го. Получил от нее открытку 21-го и на другой день отпросился в Ленинград. Позвонил с вокзала. Ее дома не оказалось – отправилась в магазин. Но меня пригласили зайти обождать ее. Когда я встречался с Исааком Абрамовичем (брат жены Виноградова. – М.З.), то мне не удалось познакомиться близко с хозяевами дома. Познакомился с одним Мишей. Теперь были все, и меня очень радушно встретили. Я быстро освоился и через каких-нибудь 40 минут мы уже играли в карты, причем вместо денег расплачивались ударами карт по носу. Очень азартно получается. Вскоре пришла тетя Геля. Конечно, радости не было границ. Я расспрашивал тетю Гелю обо всем: о вас, о соседях и о Москве. После этого мы пошли в гости к родственникам тети Гели, где я провел остаток вечера. Правда, там было скучновато. Мы условились встретиться 26-го. Причем они обещали достать билеты на Эдди Рознера. Скажу прямо: даже утром 26-го у меня не было никакой надежды уйти в отпуск, но счастье улыбнулось мне, и вот я несусь на поезде в Ленинград. На вокзале меня чуть было не забрал пьяный лейтенант. За то, что я его не приветствовал. Но удалось от него улизнуть. На Эдди Рознера билеты достали. Он выступал в Доме культуры промкооперации. Конечно, меня Эдди Рознер потряс. Не буду останавливаться на отдельных номерах, но в Гофмана (Павел Гофман солист оркестра. – М.З.) я влюбился. После театра я простился с тетей Гелей. Она вас поцелует от меня. С ней посылаю карточки тете Марусе, севастопольцам и смоленцам.

Госик! Деньги, посланные тобою с тетей Гелей, я получил. Спасибо тебе за них. Я уже благодарил тебя, но на всякий случай, если письмо не дошло, целую еще раз.

Ездил несколько дней тому назад в поликлинику, где меня просвечивали. Рентген дал хорошие результаты. Ничего у меня не обнаружили.

Я ваши письма получаю аккуратно. Спасибо вам за них большое. Как вы получаете от меня?

Да! И самое главное! Звание младшего лейтенанта мне не присвоили! Ура!

Получила ли Нина поздравительное письмо? Адрес мой несколько изменился, но я еще не знаю точно. Как узнаю, так напишу. Вы мне будете писать уже по нему. А пока пишите на санчасть.

Пока. Сейчас еду в Ленинград на машине за лекарствами для санчасти. Целую вас крепко. Любящий вас Ю. Никулин».

* * *

«29 апреля 1941 года.

Дорогие мамочка и папочка!

Несмотря на то, что у нас сейчас горячее время, все же выбрал свободную минутку и пишу. Только что пришел с поста. По-настоящему надо было бы заснуть, но дел по горло. На меня возложили организацию вечера самодеятельности. Все дни бегаю, высунув язык. Умоляю, уговариваю, прошу, ругаюсь, грожусь, а дело движется очень плохо. Никто не хочет выступать. Все же наскреб пока 8 номеров. Я тоже приму участие в этом вечере, который состоится утром. Во-первых, я буду конферировать, а во‐вторых, младший сержант Вайнтрауб (Марат Вайнтрауб, командир отделения на батарее, ближайший друг Юрия Никулина. После войны они женились на двоюродных сестрах Ольге и Татьяне и долгие годы жили в одной коммунальной квартире. – М.З.) втягивает меня в какой-то дикий номер. Я должен стоять и декламировать «Мужичок с ноготок», причем руки мои спрятаны. Руками же будет жестикулировать Маратик. Он считает, что должно получиться смешно, хотя я отношусь скептически к этой затее».

* * *

«1 мая 1941 года.

Дорогие мои! Вот только сейчас могу продолжать письмо – 8 часов вечера. Фу! Точно гора с плеч! Концерт художественной самодеятельности прошел замечательно. Мои труды не пропали даром. Все выступления имели успех. Не буду хвалиться, но в них немалая доля и моих усилий. Комбат так и сказал: «Если бы не вы, Никулин, то все бы пропало. Благодарю». Конечно, ваш хитрый сын сразу перевел разговор насчет отпуска в Ленинград. Обещал пустить.

Теперь подробности. 30-го числа вечером у меня было заприходовано 8 номеров. Боже! Сколько трудов стоило их сколотить. Сколько пришлось унижаться! Наконец я вздохнул спокойно: передо мной лежала готовая программа концерта. Я мог