Юрий Никулин. Война. Арена. Кино. 100 лет Великому Артисту - Михаил Александрович Захарчук

Если удастся вырваться 24-го, то схожу на «Заключенных» (фильм Е.Червякова. – М.З.). Билеты здесь по рублю. Вчера узнал, что «Спартак» проиграл в Ленинграде «Зениту». Был, конечно, очень рад, хотя желательно было бы, чтобы он проиграл кому-нибудь из лидеров. Подробностей игры пока не знаю. Звонил Вайнтрауб. Последний «Красный спорт» он достал и с нетерпением ждет меня.

Давно хотел вам написать, что Вайнтрауб был в Ленинграде и смотрел Львовский театр миниатюр. Ему очень понравились в их исполнении театрализованные анекдоты. Несколько штучек я вам в конце письма напишу.

Погода стоит очень хорошая. Сегодня была гроза – первая в этом году. Сейчас сижу на верандочке и пишу на своем знаменитом чемоданчике. На полу сидит Гусев и диким голосом поет «На муромской дорожке». Ванюшка (ефрейтор Иван Борунов. – М.З.) сидит у телефона. Сегодня я был поваром. Мы по очереди готовим. Щи у меня получились неважнецкие. Видимо, оттого, что забыл подбавить томату. Зато каша с жареной рыбой вышла замечательная. В общем, за обед мне друзья поставили «удовлетворительно».

Новенького пока ничего не слышно, и жизнь течет нормально. Надежда попасть в этом году домой не угасает.

Но какие бывают потрясающие совпадения! Только что вам написал о демобилизации, как вдруг телефонный звонок. Звонил мой друг Юрка Обезгауз (приятель Юрия Никулина, служивший на соседней батарее. – М.З.). Сказал, что завтра на батарее я услышу много «уток» и что большинству из них надо верить. К сожалению, «утки» далеко не утешительные. Завтра же вечером напишу вам, что это за разговоры.

Посылаю, как и обещал, выдержки из театрализованных анекдотов.

В одном семействе загостился очень долго старый знакомый. Муж и жена ищут предлог, чтобы его выгнать. Наконец сговариваются, как вытурить. Когда он придет, затеют спор: куда определить их сына? Жена будет говорить: «В консерваторию», а муж: «В военную школу». В самый разгар спора они обратятся к гостю, чтобы тот высказал свое мнение. Если он поддержит жену, то его выгонит муж, а если мужа, то его выгонит жена. Когда пришел гость, начался жуткий спор. «В консерваторию!» – орала жена. «В военную школу!» – кричал муж. Обратились к гостю. Подумав, тот сказал: «Вы знаете, за те два месяца, которые я еще у вас погощу, решил я не вмешиваться в ваши дела».

«Доктор! Можно вырвать два зуба?» – «Пожалуйста!» – «Нет, доктор! Их надо не просто вырвать, а по-мужски. Р-раз! – и готово». – «Хорошо, хорошо! Я вам сделаю искусственное замораживание». – «Ради бога, без замораживания, без наркоза. По-мужски!» – «Пожалуйста! Заходите и садитесь в кресло!» – «Да нет, мне не надо рвать. Маша! Иди скорее! Доктор тебя сейчас примет!»

Детки мои, целую всех крепко Ю. Никулин»

Это последнее письмо, отправленное Юрой отцу и матери за два дня до начала Великой Отечественной войны. К огромному сожалению, другие его письма, написанные родителям за 1418 дней и ночей войны, почти не сохранились. И теперь уже никто в мире не скажет, почему они исчезли. Только эпистолярная никулинская история на этом не заканчивается.

Был у Никулина армейский друг Ефим Лейбович. Оба приятеля некоторое время служили под Ленинградом вдали друг от друга. И потому переписывались. А поздней осенью 2008 года в музей городского цирка на Фонтанке пришел мужчина, по виду бомж. Так что ободранного, грязного его не хотели пускать даже на порог. Но когда он предъявил сотрудникам музея свою находку, те ахнули. Оказалось, что бездомный нашел в мусорном баке письма Юрия Никулина своему фронтовому другу и принес в музей. Каждое начиналось с приветствия: «Здравствуй, дорогой Ефим!». Причем из переписки ясно: вместе они не только воевали, но и некоторое время участвовали во фронтовой художественной самодеятельности. Более того, для поднятия боевого духа уже тогда выступали перед товарищами в образе клоунов Белого и Рыжего.

О Ефиме Лейбовиче известно мало. Во всяком случае, его артистическая карьера не сложилась. А проживал Лейбович в доме 37 по улице Декабристов, что в Ленинграде – ныне Санкт-Петербурге. Там и закончил свою земную юдоль. В квартиру въехали новые хозяева и выбросили все пожитки старых. В том числе и письма Юрия Никулина. Их и нашел бомж Евгений. Работники городского цирка выписали неравнодушному и доброму бродяге денежное вознаграждение. Потом оформили необходимые бумаги, чтобы Женя поехал на родину, в Липецк. Там он собирался начать новую жизнь. Сын Никулина – Максим тоже хотел лично поблагодарить благородного бомжа, только след его простыл…

Дни и ночи страшных испытаний

– Юрий Владимирович, чем вам запомнилось начало Великой Отечественной войны?

– Личной трагедией, которой я еще в своей тогдашней молодой жизни не испытывал. Нет, я серьезно. Понимаешь, уже в конце апреля 1941 года я, как и многие мои сослуживцы, призванные вместе со мной в армию, начал готовиться к демобилизации. Ну что такое для солдата дембель, я распространяться не стану, да и тебе это хорошо известно. Один из батарейных умельцев сделал мне за пятнадцать рублей чемоданчик из фанеры – любо-дорого взглянуть. Я выкрасил его снаружи черной масляной краской, а внутреннюю сторону крышки украсил фотографией Наташки Виноградовой, некоторыми иллюстрациями из «Огонька» и большим групповым снимком футболистов московской команды «Динамо». Динамовцев я боготворил с детства. Еще учась в седьмом классе, я ходил на футбол вместе со школьным приятелем, который у знакомого фотографа достал служебный пропуск на стадион «Динамо». И когда мимо нас проходили динамовцы, а мы стояли в тоннеле, я незаметно, с замирающим сердцем, дотрагивался до каждого игрока. В этом же чемоданчике лежали книги: Ярослав Гашек «Похождения бравого солдата Швейка» (одна из моих самых любимых), ее мне прислали родители ко дню рождения, «Цемент» Гладкова, «Бродяги Севера» Кервуда. Еще в чемодане была тетрадь с записанными анекдотами и любимыми песнями. Перебирать нехитрый скарб своего деревянного сундучка было любимым моим занятием. Я спал и видел себя уже на гражданке. И вдруг – война! И я с ужасом понимаю, что теперь мне не видеть родных, близких и Москвы как своих ушей!

Помнишь рассказ Шукшина «Степка»? Не дождавшись всего-то трех месяцев до своего освобождения, Степан совершил побег из тюрьмы. Ему, разумеется, добавят срок. Но тут важно другое: на что человек способен, когда он со всей лютостью тоскует по родным людям и местам. Нарушая законы обыкновенной человеческой логики, он пытается получить хоть капли тепла и любви от близких и родных людей, даже отлично понимая, что потом придется расплатиться за это в тройном размере. Вот такие чувства переживал и я, когда стало ясно: