Офицеры власти. Парижский Парламент в первой трети XV века - Сусанна Карленовна Цатурова

И до начала высадки англичан во Франции в 1415 г. Н. де Бай отмечает в протоколах сведения о них как о врагах. Приезд в Париж английских послов со свитой из 500 человек и оказанные им Парламентом почести, слишком пышные и пропавшие втуне, как и приход делегации во Дворец в Ситэ, где Парламент в числе других «выслушивал просьбы англичан», — все воспринимается секретарем как угроза стране (8, 16 августа 1414 г.). И хотя «англичане» приходят посмотреть Парламент (12 марта 1415 г.), но уже в обоснование вводимого налога говорится, что налог предназначен «для поддержания границ… из-за войны, которую вели англичане против королевства» (22 марта 1415 г.).

Осуждение гражданской войны также окрашено у секретарей в патриотические тона, поскольку она ослабляет королевство перед угрозой английского вторжения, да и привлечение, скажем, герцогом Бургундским «воинов из Савойи, Лотарингии, Германии и других иностранцев» подается как антинациональная акция (11 декабря 1415 г.). В это же время Парламент осуждается запрет герцога Бургундского своим подданным «вооружаться против англичан… ибо он заключил перемирие в войне с англичанами на один год, хотя король объявил войну англичанам» (11 августа 1416 г.); равно как он осуждается за связи с англичанами и пособничество им («помогал королю Англии и англичанам против общественного блага королевства») (22 января 1416 г.). Более того, несмотря на явные проарманьякские симпатии, Н. де Бай осуждает герцога Орлеанского за непродуманные акции, например, за легкомысленное письмо королю Англии Генриху V (5 декабря 1402 г.) или неоправданную и дорогостоящую экспедицию в Гиень (3 января 1407 г.).

Четкое разделение на французов и англичан, которые являли собой угрозу стране, очевидно у Н. де Бая (12, 13 августа 1416 г.): англичане ведут войну, грабят и убивают, поэтому действия против них справедливы (14 января 1417 г.).

И хотя К. де Фокамберг был сторонником бургиньонов, как и большинство парламентариев, работавших в Парламенте после 1418 г., он тоже относится к англичанам как к врагам, поэтому, записывая о вводимых налогах с целью «сопротивляться противникам из Англии, которые начали уже разорять это королевство», он вынужден выгораживать герцога Бургундского, обвиняя в предательстве только его сторонников: «Под прикрытием герцога Бургундского сделали много зла этому королевству» (15 мая 1417 г.). В иной форме это рассуждение повторено секретарем по случаю введения налогов: «Чтобы сопротивляться англичанам и другим противникам королевства» (3 июня 1417 г.). К. де Фокамберг осуждает антифранцузскую позицию императора Сигизмунда, который прежде был в союзе и родстве с Францией, к тому же должен был бы «ненавидеть англичан больше, чем какую-нибудь другую нацию», поскольку его дядя, король Богемии, погиб при Креси, тем не менее, поехав в Англию с целью добиться перемирия в войне, «поступил вопреки своей клятве, верности (loyauté) и договорам и против прав природы… объединился с его (короля Франции. — С.Ц.) врагом в Англии» (16 марта 1418 г.).

После установления бургиньонского правления в Париже тон секретаря в отношении герцога Жана Бургундского меняется, поскольку тот провозглашает себя защитником королевства и становится правителем при Карле VI. Особое внимание К. де Фокамберг уделяет по-прежнему действиям против англичан[430]. Так, осада Руана постоянно находилась в поле зрения секретаря, будь то введение налога «на оплату воинов… чтобы сопротивляться англичанам и поддержать жителей Руана» (10 октября 1418 г.), или забота о Париже в отсутствие короля и герцога Бургундского, «уехавших… против англичан, которые осаждали Руан» (22 октября, 12 ноября 1418 г.). И всякий раз он подчеркивает, что город «осажден королем Англии», «осажден врагами» (25 ноября, 12 декабря 1418 г.). Все яснее становилось отчаянное положение Руана, и послам короля приходилось оправдываться перед Парламентом за то, что они «меньше помогли Руану, чем намеревались и хотели помочь» (17 января 1419 г.). И все же Клеман не сдерживает досады и обиды за неминуемое падение Руана: «Пришли новости, что король Англии должен в ближайшее время войти в Руан по договору между ним и жителями города из-за отсутствия продуктов, ибо иначе силой оружия или атакой город взять было нельзя (ne mie prenable)» (17 января 1419 г.).

В протоколах Парламента К. де Фокамберг фиксирует продвижение английских войск как врагов, отбирающих у короля один город за другим, выражая досаду и обвиняя армию (9, 25 февраля 1419 г.). Так, взятие Понтуаза произошло «после того, как воины гарнизона ушли» (31 июля 1419 г.)[431]. С патриотических позиций осуждает он и окружение Дофина за сепаратизм и ослабление страны перед лицом общего врага — англичан (3–4 мая 1419 г.). И даже перед началом переговоров о мире, завершившихся договором в Труа, секретарь четко осознает, что именно отчаянное положение в стране вынуждает короля идти на заключение династического брака с врагом (17, 27 мая 1419 г.). Наконец, когда англичане подошли в августе 1419 г. к воротам Парижа, К. де Фокамберг уже не сдерживает эмоций и открыто обвиняет власти в бездействии: «Тогда в Париже был маленький гарнизон из-за отсутствия короля, королевы, Дофина, герцога Бургундского и других сеньоров Франции, которые до сих пор оказывали малое сопротивление англичанам и их предприятиям, начиная с осады Арфлёра; после этой осады англичане заняли Нормандию со многими городами и крепостями под предлогом и посредством споров и раздоров между сеньорами и народом королевства» (9, 11 августа 1419 г.).

Вот в такой атмосфере парламентарии узнали о завершающем этапе переговоров о мире в Труа. Могли ли они спокойно и радостно встретить весть о том, что регентом Франции станет король Англии Генрих V, которого они не переставали считать врагом страны, а после смерти обоих королей на трон Франции взойдет ребенок, рожденный от союза французской принцессы и английского короля?

В оправдание такого решения предлагался один, но бесспорный аргумент — «сохранение короля и его сеньории», т. е. спасение Франции как государства. При этом нет никаких сомнений, что это союз двух разных государств (29 апреля 1420 г.). Всю меру отчаяния французов и трагизм положения людей в «английской Франции» показывает одна «деталь», подмеченная К. де Фокамбергом: когда в Париж доставили письмо короля Карла VI с сообщением о заключении договора в Труа и с требованием всем принести клятву его соблюдать, прибыли также и письма короля Англии; желая довести до сведения собравшихся намерения их короля Генриха V, его послы поговорили с первым президентом Парламента и попросили его пересказать содержание письма, «так как не все смогут легко понять их французский язык». Убийственная деталь сильнее любых рассуждений показывает всю нелепость положения: вчерашние враги, да и просто чужие люди, должны, согласно договору, в одночасье стать «своими» (23 мая 1420 г.)[432]. Но они ими не стали: хотя теперь секретарь именует Генриха V «регентом и наследником Франции»,