Офицеры власти. Парижский Парламент в первой трети XV века - Сусанна Карленовна Цатурова

трон. Желая подчеркнуть благородство и честность намерений Жана Бургундского, Клеман сообщает, что, войдя внутрь крытого павильона, где находился Дофин, он «принизился (se humilia) перед Дофином и воздал ему почести (révérence), как положено», т. е. как следует вести себя с наследником трона. Преступление совершили по Клеману, люди из окружения Дофина: «Был убит в присутствии Дофина его людьми, которые задолго до этого замышляли этот заговор, как говорили повсеместно (communément) в Париже» (11 сентября 1419 г.).

Казалось бы, после совершенного убийства и его осуждения в Парламенте Дофин должен был бы исчезнуть со страниц его протоколов, но этого не произошло. Дофин по-прежнему упоминается по поводу крупных политических событий, будь то договор в Труа или военные действия против его сторонников. Кстати, К. де Фокамберг по-прежнему именует его Дофином вплоть до официального объявления Генриха VI королем «соединенного королевства». Более того, он постоянно записывает новости о победах, а чаще о неудачах войск Дофина, но в любом случае продолжает за ним следить[424]. Этот факт показывает, среди прочего, что в «английской Франции» «буржский король» не был в забвении и воспринимался как реальная политическая сила в стране. Сообщая о походах герцога Бургундского и англичан против войск Дофина, секретарь говорит, что они организованы «против врагов», не называя имени Дофина, т. е. никогда слова «враг» и «Дофин» не стоят рядом в записях секретаря[425]. Использует он и такой прием: сообщая о взятии города у войск Дофина, он не пишет, у кого город отвоеван (6–16 апреля 1422 г.). Более того, нередко секретарь откровенно сочувствует стороне Дофина. Например, сообщая о привезенных в Лувр воинах, державших осаду крепости в Мо, он пишет, что они сдали замок англичанам, лишь «подчинившись силе оружия и длительности осады» (7 мая 1422 г.). Еще более явственно проступает досада секретаря за победу англичан над войсками Дофина, сдавшими Амьен: осаду города и замка «для Дофина» держал граф д'Аркур и его люди, и сдали, «не видя никакого подобия помощи, хотя герцог Бедфорд имел малое число воинов» (9 марта 1424 г.). Точно так же К. де Фокамберг практически осуждает гарнизон Ивери за сдачу города герцогу Бедфорду, поскольку этот гарнизон «скрылся, не оказав помощи осажденным» (12 августа 1424 г.). Сообщая о сдаче города Манса, он отмечает, что она произошла «из-за отсутствия поддержки столь же сильной», какая была у англичан (8 августа 1425 г.). Симпатией к Дофину проникнута и запись об аресте Жана де Вилье де Лиль-Адана, подозревавшегося в заговоре с целью передать Париж Дофину еще в 1421 г.: будучи маршалом Франции и бургиньоном, он, по словам секретаря, «был и остается очень любезен горожанам, простолюдинам (mananls) и жителям Парижа», которые были возбуждены его арестом (8 июня 1421 г.).

Важно обратить внимание в этом ряду на весьма обтекаемые и не враждебные формулировки, используемые секретарем по отношению к тем парламентариям, кто перебирался работать в Парламент в Пуатье, созданный под властью Карла; помимо корпоративной солидарности нельзя не видеть в этом если не симпатию, то уже никак не враждебность к Дофину.

С момента коронации Дофина в Реймсе секретарь называет его Карлом Валуа, а не Дофином, как прежде, в чем, скорее всего, выражается стремление подчеркнуть произошедшее изменение статуса Дофина (19 июля 1429 г.)[426]. Сообщая отныне об успехах армии Карла VII, К. де Фокамберг все больше подчеркивает законность и божественный характер этих побед, поскольку армия занимает «много крепостей и городов… без осады и сопротивления» (19 июля, 7 сентября 1429 г.). И когда в Париже вскоре раскрывается заговор с целью отдать город в подчинение Карлу Валуа, Клеман в записи о казни участников заговора добавляет мольбы о милосердии к их душам (8 апреля 1430 г.)[427].

Тот факт, что Клеман вошел в Парламент и при Карле VII, свидетельствует не только о незапятнанной службе, но и о результате логичной трезвой позиции, занятой им по отношению к институту королевской власти.

Если обозначить в итоге некие общие черты в позициях и взглядах обоих гражданских секретарей в отношении королевской власти и ее носителей, то на первое место следует поставить преданность самой идее сильной королевской власти во Франции, вне зависимости от того, кто в данный момент является королем. Фактически для них король — это тот, кто следует законам и традициям данного королевства, защищает интересы институтов власти и не допускает ущемления своего суверенитета. Оба секретаря с большим уважением относились к больному Карлу VI, превознося его правление как идеал «национальной» монархии в пику «феодальному» принципу «английской Франции»; так же они относились и к Дофину — законному наследнику престола, и все это с позиций парламентских идей о короне как общественному служению, налагающему на ее носителя твердые обязательства по отношению к обществу. Общество в свою очередь также обязано исполнять волю монарха и издаваемые им законы. Только такое соблюдение взаимных обязательств делают монархию легитимной, а общество — пребывающим в мире и спокойствии, что есть венец творения суда, как утверждал Парламент.

§ 3. «Чужие» и «свои»

Эпоха Столетней войны, особенно на ее последнем, завершающем этапе, была отмечена зарождением патриотизма[428]. О своеобразии проявления любви к родине в стенах Парижского Парламента уже шла речь, однако анализ взглядов гражданских секретарей на эту проблему, выявление способа восприятия ими чужих и своих дает интересные сведения о проявлении патриотизма в той среде французов, которые следовали букве закона и в силу этого оказались в «английской Франции». Прежде всего мне представляется важным обратить внимание на само присутствие у секретарей этих понятий — «чужие» и «свои», на четкое осознание, что англичане и французы — разные народы и враги, поскольку нередко в литературе мелькают рассуждения о том, что это разделение — плод воображения позднейшей историографии, «подстраивающей» события под уже известный результат и превозносящей победившую сторону как изначально более патриотичную[429]. Между тем протоколы Парламента убеждают, что у секретарей четко разделялись чужие и свои, и то, что англичане — это враги, не ставится ими под сомнение. Достаточно сказать, что до воцарения Генриха VI на троне «соединенного королевства» они пишут зачастую «англичан» с маленькой буквы, а французов всегда с большой (например, 14 января 1415 г.).

Главное, в чем убеждают записи секретарей, — это четкое осознание парламентариями деления на французов и англичан и представление о французах как о неком единстве. Так, сообщая об аресте маршала Бусико маркизом Монферратом и капитаном ломбардцев, Н. де Бай уточняет, что они «изо дня в день обезглавливают и убивают французов» (4 октября 1409 г.).