Дневник полкового священника. 1904-1906 гг. Из времен Русско-японской войны - Митрофан Сребрянский

В самом деле, оказалась сотня уссурийцев, Господи, как же радостно стало на душе! Спаслись!

Поздоровался я с офицером и сообщил ему о японцах.

– «Вы теперь езжайте спокойно, говорит он: верстах в 7 уже становится на временную позицию 1-й Сибирский корпус. А мы поедем к реке – разведаемся с друзьями вашими».

Скоро завиднелась деревня, и около нее наша пехота. Проехали мы через один полк и остановились часа на полтора передохнуть, покормить лошадей да и самим подкрепиться чем-нибудь. Вскипятили в ведре воды, засыпали туда же чая и с наслаждением попили с сухарями. Я пил из кружки, а солдаты хлебали прямо из ведра ложками.

В 14.30 приехали мы в Телин. Там такое скопление обозов и людей, что двигаться кое-как можно только по течению массы; навстречу же ехать или даже перегнать невозможно. Пыль – целые тучи! Масса складов, из которых каждый берет, что и сколько хочет, без всяких документов: все равно скоро сожгут, если что и останется. Ведь и Телин решили оставить.

Слышны взрывы: рвут мосты. Теперь японцы уже не скоро поедут по железной дороге: до Мукдена мы уходили, не взорвав ни одного большого моста, а теперь решительно все уничтожаем.

В обозах 25 февраля произошла паника, и многие солдаты бросили пушки, ящики, повозки и теперь путешествуют верхами на лошадях в хомутах или пешком, служа предметом общих подсмеиваний:

– «Сражатели! воители!», – слышится кругом по их адресу.

– «Эх, вы, такие-сякие! Куда пушки-то девали да казенное и господское добро? В каком сражении отличались? Только лопать (есть) ловки. От десятка шимоз убежали. Вас бы в окопы посадить!»

Часа два проезжали мы город, переехали вброд р. Ляохе (лед растолкли), выехали на пашню и поехали рысью сбоку обозов. Масса павших животных постоянно встречается. Одним словом, знакомая скорбная картина отступления.

В 6 часов вечера нагнали обоз Нежинского полка и здесь сдали раненых и больных. Я наконец встретился с дорогим Полей. У них благополучно, а у нас, по слухам, 7 повозок погибло.

Поделился я с ним грустною новостью относительно моей церкви, и мы до ночлега ехали вместе. Наш обоз впереди. Поля дал мне подостлать свою бурку, и я первый раз спал не на голом кане.

Как велика милость Божия ко мне грешному! После 2 недель такой тяжелой жизни я здоров и не потерял способности двигаться и мыслить. Удивительное существо человек! Чего только он не может перенести? Слава Богу, аппетит с горя не пропал еще, и я подкрепился хорошим ужином. Спасибо офицерам Нежинского полка: покормили. Везли суп и жареную говядину да еще с хлебом. Это тоже первый раз за 2 недели.

28 февраля

Выехали рано утром. И около г. Кайюана я нагнал свой обоз. Встретил Ксенофонт один.

– «Рассказывай скорее про двуколку», – говорю ему.

– «25 февраля, начал он: часов в 12 дня верстах в 10 от Мукдена мы шли в массе обозов. Вдруг по обозам японцы стали стрелять из пушек: начали падать снаряды, некоторых убило. Что тут пошло, Боже мой! Друг на друга стали лезть. Потом ружейная пальба поднялась; и скоро лошадь моя была убита, двуколка перевернулась, вещи рассыпались. Наши обозные все ускакали. Я побежал вперед, чтобы догнать своего офицера доложить, но не смог: ведь я пешком. Вижу – все равно не догоню: вернулся обратно. Иду, смотрю, а наш унт. – оф. Рыженко везет двуколку: он отстегнул лошадь от какой-то пристяжки и впряг в двуколку. Слава Богу, спасли церковь. В суматохе некоторые вещи остались не подобранными: кровать, шуба, 2 драповых подрясника, белье, одеяло»[71]…

– «Не грусти, говорю ему: слава Богу, церковь-то спасли, да ты жив».

Ночевали в г. Чантуфу. Думаю доехать до ст. Гунчжулин, где станут обозы: приведу в порядок церковные вещи, куплю кое-что себе и потом возвращусь к полку, который идет по линии железной дороги последним из всех, прикрывая отступление 3-й армии.

1–5 марта

С 1 по 5 марта шли безостановочно. Лошадь моя стала уже прихрамывать. Немудрено. Она ведь сходила в г. Инкоу и теперь с 16 февраля ежедневно с утра до ночи под седлом; а недели 2 и седла с нее не снимали.

Остановились в г. Чаянпо близ ст. Гунчжулин. Погода эти дни была страшно холодная, ветреная, да еще путь наш проходил по горам. Продрогли изрядно; а двое заболели даже. Шли без приключений. Только раз ночью едва хунхузы не напали на нас, да 2 марта на дороге похоронил умершего своего солдата.

В Чаянпо все вещи церковные проверили, прочистили и переложили. 2 дня надо дать отдых коням, и затем назад к полку. Это время питались сносно, только спали все время вповалку с китайцами. Вши и нечисть…

6-12 марта

В г. Чаянпо мы поместились в хорошей фанзе богатого и очень радушного китайца. Между прочим, первый раз за все время, пока мы в Китае, меня пригласили на женскую половину.

Вхожу. Присутствие женщины сейчас же заметно: на канах лежат вышитые ковры, на стульях шкуры рыси, стоят скамеечки с красными подушечками, несколько зеркал, засушенные цветы, книжка с узорами для вышивания, картины, часы, вееры и проч.

На кане полулежит «мамуса», старшая жена (у хозяина 2 жены), и курит опиум. Лицо бледное, глаза неестественно горят. Рядом работает что-то молодая китаянка, а 2 хуни, т. е. девушки, играют с маленькой собачкой.

Сейчас же меня усадили в кресло. Хозяин очень любезно предложил свою трубку и крайне удивился, когда я отказался. А старшая жена налила чашку чая. Сахара не полагается.

Начался оживленный разговор между нами. Я ничего не знаю по-китайски, они ни слова по-русски. Посему разговор наш сопровождался такой мимикой и жестикуляцией, что прямо смешно становилось. Между прочим, видя у меня на рукаве красный крест, они вообразили, что я доктор и просили полечить младшую хуню, у которой сильно распухли гланды. Я достал нож и шутя предложил вырезать. Родители согласились, но девочка ни за что не хотела.

Чтобы не остаться в долгу, я со своей стороны угостил всех сахаром. Но китаец сейчас же принес 3 яйца и одарил.

7 марта утром вдруг вбегает на нашу половину хозяин и чуть не со слезами говорит мне:

«Капетана сыпи-сыпи, сольдата кули-кули карабачи», т. е. когда я спал, солдаты украли у него трубку.

А трубка, действительно, хорошая и дорогая (только вчера он ее показывал мне): вся из серебра, рублей 30– 40 стоит. Конечно, виновного скоро нашли и поставили его в наказание среди двора на часы, а трубку возвратили владельцу.