Дневник полкового священника. 1904-1906 гг. Из времен Русско-японской войны - Митрофан Сребрянский
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Обычно к 7 часам утра наш отряд вышел из деревни. Собрали раненых и больных, чтобы довезти их до железной дороги и сдать в санитарный поезд.
Поразил меня один наш раненый солдатик. Смотрю: немного прихрамывая, подходит он к командиру полка и убедительно просит оставить его в строю.
– «Да ты куда ранен?», – спрашивает командир.
– «В руку, отвечает, и ногу. Я это ехал в дозорах. Только, значит, подъезжаю к деревне, а он как начал палить по мне. Я не сробел – еду все ближе: потому надо высмотреть лучше. Вдруг, чувствую, в руку хлоп. Ну, думаю, одна есть. Еду дальше. Потом в ногу хлоп. Ну, думаю, другая есть. Осмотрел все и вернулся к эскадрону. Дозвольте остаться в строю!»
Вот молодец-то! И ведь драгуны все такие. Вот если бы все-то войска здесь были молодые, строевые!.. А то прислали много старых, запасных, которые и службу-то забыли.
Только что проводили своих раненых, как пришло донесение, что японская пехота наступает на нас. Неприятное чувство: сейчас начнется бой…
– «К коням! – понеслась команда: орудия на позицию!»
Все 6 наших пушек стали на позиции шагах в 50 от китайского кладбища, усаженного развесистыми деревьями. Полк наш пошел в обход занятой японцами деревни; а я и доктора находились на кладбище. Гуляем, а рядом почти без перерыва гремят наши пушки и визжат снаряды.
К вечеру японцев выбили. Но они подвезли свои пушки к другой деревне и начали оттуда обстреливать наш полк шимозами, которые, к счастью, не долетали.
В 6 часов привезли на китайской арбе тяжелораненого солдата Нежинского полка и положили в фанзу. Я сейчас же приобщил его. Умирает.
Ночлег назначили опять в этой деревне, а в сторожевое охранение пошли наши 4 эскадрона под командой подполк. Чайковского и стали совсем рядом с японцами. Надеемся, что ведь неприятели наши – люди: устали и, наверное, будут ночью отдыхать. Посему, невзирая на опасность, мы прилегли на каны, чтобы на рассвете подняться и выбраться из деревни, так как утром, почти наверно, японцы начнут обстреливать нас артиллерией.
Страшно тревожно прошел день; опасная наступила ночь. Но есть все-таки хочется. И Саввушка, денщик генерала, сварил нам в китайском котле куриный суп, который мы с сухарями и съели.
22 февраля
Страшная эта ночь! Темно, а кругом сверкают огни выстрелов. Явилось предположение, не окружены ли мы.
Около 5 часов утра ген. Греков потребовал к себе на совещание командиров.
В 6 часов выступили. И только что заняли вчерашнюю позицию, как совсем рядом с нашими фанзами затрещала ружейная перестрелка.
Скачет наш драгун с донесением от подполк. Чайковского, что много японской пехоты и 8 эскадронов кавалерии рано утром напали на наше сторожевое охранение, с криком «банзай» ворвались в деревню, и только благодаря прекрасной дисциплине наши драгуны, отстреливаясь, отошли на нашу деревню. Господь спас: остались целы. Вскоре приехал и сам Чайковский, донося словесно, что японцы приближаются уже к нашей деревне.
Действительно, пальба становилась все сильнее, и простым глазом видны были перебегающие японские цепи.
В сравнении с наступавшими силами наш отряд был слишком слаб; да и пехоты при нас не было. Тогда наши 2 эскадрона спешились, заняли деревню, в которой мы ночевали, и открыли ружейную стрельбу. А отряд в это время отошел назад, выбрал позицию и открыл орудийную пальбу. А тогда присоединились к отряду и 2 эскадрона.
Мы с доктором отошли немного от пушек и прилегли на солнышке. Все время я не досыпал, и спать ужасно хотелось: положил под голову камень и, пригревшись, задремал.
Прислали сказать, что привезли убитого казака 5-го Уральского полка и роют уже могилу. Сейчас же я сел на свою лошадку и отправился. Могилу вырыли недалеко от нашей батареи, и я похоронил усопшего.
Только что я отъехал немного, как раздался орудийный выстрел с японской стороны. Другой, третий… До 15 подряд, и столбы черного дыма с громом стали взвиваться от земли. Японские снаряды разрывались, сначала не долетая до нас, а потом падали совершенно рядом с нашей батареей и 1-м эскадроном.
Отойдя немного из-под выстрелов, отряд наш стал на привал. Я пошел в 1-й эскадрон и приобщил раненого: пуля попала ему в бок и там осталась.
Своей ружейной и артиллерийской стрельбой мы остановили японцев и назад больше не отходили. Да вообще все наши сегодняшние передвижения были маневрированиями.
Остановились на ночлег в деревне Личипудзе. Все наши припасы истощились, и я набил свои кобуры одними сухарями.
23 февраля
Ночь прошла, слава Богу. С раннего утра со стороны Мукдена стала доноситься страшная канонада. Там, вероятно, ад. По нашему отряду тоже стреляли шимозами, но они не долетали.
Прочитал правило во время моего обычного по утрам гулянья и вспомнил, что сегодня среда[70] и по уставу св. Церкви полагается читать великопостную молитву: «Господи и Владыко живота моего». Прочитал и ее. Грустно стало на душе. Наступает Великий пост, а нам нет возможности отслужить даже молебна. Как-то Господь приведет нам говеть? Да и придется ли?
Чтобы не допустить японцев до железной дороги, решено продвинуться вперед. Первыми пошли тереко-кубанцы с пулеметами; за ними двинулись мы.
Отъехали не более версты, как вдруг раздались артиллерийские выстрелы, и японския шимозы стали падать не более как в 100 шагах от меня. За ними полетели шрапнели, с визгом разрываясь в небе на таком же приблизительно расстоянии. Сознаюсь, очень страшно стало. Но колонна наша не дрогнула, и японцев ближе к дороге мы все-таки не пустили. Два раза в этот день они нас обстреляли, и оба раза мы остались на месте. Господь сохранил от потерь.
В 3 часа дня к отряду подошли наши разъезды и привезли мягкого хлеба. Как же мы рады были!
На ночлег стали в деревне Чиндяпу. Деревушка маленькая, и посему нас 10 человек поместились в одной фанзе. Спали, конечно, в страшной тесноте.
24 февраля
Сегодня с утра страшная буря: с ног валит. Тучи песка. Мы с доктором на перевязочном пункте в фанзе пьем чай. Против нас на кане сидит старый китаец. И вдруг он при нас начал обирать с себя вшей и с наслаждением есть их, приговаривая «шанго, шанго». На что я уж не брезгливый, но этого вынести не смог: сразу меня стало тошнить, и я не помню, как вылетел из фанзы.
Весь день простояли. Сражаться немыслимо. Заночевали в деревне Таушу. Кругом страшное зарево. Кажется, жгут мукденские склады. Значит, опять отступать. Ходит слух, что японцев оказалось