Дневник полкового священника. 1904-1906 гг. Из времен Русско-японской войны - Митрофан Сребрянский
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Да, русский солдат в руках хорошего начальника – это золотой солдат, чудо-богатырь. Он никогда не унывает и покоен даже перед лицом смерти.
Тадзеин. Приехали. Выходит из фанзы унтер-офицер и говорит, что вахмистр Жучин просит зайти к нему отслужить благодарственный молебен. Вхожу. Встречает Жучин, бледный еще.
– «Вот, батюшка. Господь помог: рана зажила. Хочу поблагодарить Бога».
– «Прекрасно!», – говорю я.
Служим. Вахмистр на коленях усердно молится, плачет. Дай, Господи, ему оправиться совсем!
Из фанзы в облачении пошел я на огород, где уже ожидали офицеры и солдаты 3-го эскадрона.
Я сказал воинам, чтобы они не грустили об оставшихся далеко на поле брани павших в честном бою товарищах. Они умерли, свято исполняя свою присягу, и смерть их честна перед Богом. К тому же они не как-нибудь лежат в могиле; нет, я совершил там над ними христианское погребение.
– «Поэтому, усердно молясь сейчас о упокоении их душ, не скорбите, говорил я, а радуйтесь, что ваши товарищи такие герои, и просите себе помощи у Господа, чтобы и вам так же свято исполнить здесь святую присягу».
Холодно было. Посему служили «по-скору». По окончании панихиды Жучин поразил меня окончательно:
– «Батюшка! – говорит он: позвольте предложить Вам бутылочку настоящего коровьего молока, свежего, сегодняшнего удоя».
– «Да что ты говоришь? Откуда же у вас корова?»
– «А это купили корову среди прочего скота на убой. Ну, солдаты и отдоили ее. Трудно было: китайцы-то не доят коров. Ничего, сладили».
Вот уж никак не ожидал такого сюрприза. Конечно, вернувшись в Каулоудзы, после обеда устроили «коху» с настоящим молоком, предварительно прокипятив его. Это первый раз с начала военного похода.
12-го утром отслужил молебен о здравии скорбящей великой княгини Елисаветы Феодоровны, прося Господа, чтобы Он подкрепил ее силы души и тела в перенесении постигшего ее высочество ужасного горя.
После обеда ходил в Суютунь представляться главному полевому священнику 3-й армии о. протоиерею Каллистову. Принял очень ласково, утешил. Спасибо ему.
13 февраля
Сделаны были уже все распоряжения о начале боя с нашей стороны. И вдруг в самый последний момент ген. Куропаткин прислал телеграмму с приказанием оставить это дело на неопределенное время. Все в недоумении. Не знаем, что же дальше будет.
Вчера главный священник предложил мне перейти священником в один из полков 61-й дивизии и вместе благочинным. Но я наотрез отказался. Тогда он сказал, что сделает меня благочинным нашей 2-й отдельной кавалерийской бригады и 61-й пехотной дивизии, которая находится в 5-м Сибирском корпусе. Эта дивизия вся на позициях; стоит недалеко от нас, верстах в 7–8. Я поблагодарил.
Каждое утро я гуляю и всегда долго любуюсь нашим единственным деревом с его обитателями. Недалеко от нашей фанзы стоит развесистая верба. Ее рубить запретили. И вот все наше птичье царство на ней: нежится на солнышке. Там жизнь; вороны, воробьи целыми массами сидят на ней, и их карканье и чириканье далеко разносятся по деревне. Подолгу стою я под этим деревом и любуюсь птичьей жизнью, радостной и оживленной. Только вечером это дерево становится страшным: на нем всегда ночует сова и стонет, стонет…
Сегодня воскресенье. В 10.30 я решил отслужить молебен у себя и затем поехать в Тадзеин. Погода сначала благоприятствовала. Но, только что мы начали молиться, сразу переменилась (это обычно в Манчжурии): подул сильный ветер, пошел снег. Во время молебна мы пропели «Покаяния отверзи ми двери, Жизнодавче» и беседовали о покаянии.
Я говорил о том, какую скорбь доставляет Господу грешная жизнь людей – все эти ужасные ругательства, бесчинства, пьянство, блуд, воровство, ложь, зависть, лень, злоба и проч. Господь, будучи Сам безгрешен и свят, и людей создал тоже для святой жизни. Грешная жизнь людей противна и совести человеческой, доводя людей до тоски, отчаяния, разорения и даже часто до полной гибели. Это происходит от гордости наших ума, сердца и воли или, иначе говоря, от оторванности нашей от источника святости и всякого блага, Бога. В ослеплении своем, подобно блудному сыну, люди часто не желают быть с Отцом Небесным и, получив от Него дары духовные и земные в изобилии, без Его руководства начинают пользоваться ими. Конечно, начинается ряд ошибок: и вместо блага себе и ближним оказывается вред, вместо добра – зло, вместо правды – ложь и прочие преступления, вместо радости Господу – скорбь и далее дерзкое оскорбление.
Чего, кажется, проще? Вместо того, чтобы ошибаться, обратись к Господу за помощью. Ведь у Него всего много для нас: и мудрости, и могущества, и любви. Хватит на всех. Только верь и люби Бога, только слушайся Его спасительных заповедей, усердно исполняй их, трудись. И благодать Христова вселится в тебя, и ты успешен будешь во всем добром: счастливый здесь, и умрешь с надеждой на блаженное воскресение для вечной жизни со Христом.
Бросим же гордость! Сознаем, как гнусны наши грехи! Поскорбим, восплачемся перед Господом, сердечно покаемся и, соединившись с Ним в таинствах покаяния и причащения, начнем новую святую жизнь, как и прилично христианам, детям Божиим!
Окончили богослужение уже среди страшной метели. Ветер с севера. Ехать в Тадзеин немыслимо. Да и еще оказалась причина: из штаба корпуса прислали приказание, чтобы солдатам в Тадзеине запретили выходить из землянок, так как с нашей стороны начинается канонада, а японцы станут отвечать, и, по всей вероятности, их снаряды будут попадать и в Тадзеин.
Действительно, не успел я дойти до своей фанзы, как раздался страшный пушечный залп. И пошло… Буря, метель, грохот залпов – все смешалось. Получилось что-то страшное. Я забился в свой угол и просидел безвыходно до ночи.
14 февраля
Сейчас получился приказ ген. Куропаткина: нашу бригаду присоединить к конному отряду ген. Грекова во 2-й армии. Значит, через день-два мы идем на правый фланг. Наш полк уже устал. После Инкоу 3 эскадрона ходили в самые морозы в 10-й корпус и целую неделю служили там; 2 эскадрона (5-й и 6-й) только в субботу вернулись с ловли хунхузов (21 хунхуза поймали), пройдя не менее 400 верст. А теперь вот опять. Ну, да ничего: пойдем, потрудимся. Если пойдем временно, т. е. на неделю или две, то обоза не возьмем; а если совсем, то и обоз пойдет с нами. Вы не бойтесь: это не набег, а просто передача нас во 2-ю армию. Отойдем верст 30– 40 на запад от железной дороги. Постараюсь писать. А если с неделю писем не