Дневник полкового священника. 1904-1906 гг. Из времен Русско-японской войны - Митрофан Сребрянский

чувство испытываешь, когда знаешь, что именно по тебе стреляют! Раздается гул выстрела, и напряженно ждешь, где-то разорвется снаряд: может быть, над моей головой…

Это обстреливание обошлось сравнительно благополучно. Только в 1-м эскадроне снарядом убило лошадь. Всадник же каким-то чудом остался цел.

Обогнули эту деревню, определили силу обходной колонны и рысью пошли далее. Поднялся страшный ветер, пошел снег, и образовалась настоящая российская вьюга.

Выбрались на большую Синминтинскую дорогу и идем все время параллельно с японскими колоннами, определяя их силы, и притом так близко, что видно даже простым глазом.

Наш полк все время обстреливался и японцами и хунхузами, но продолжал вести разведку до вечера. Определили, по крайней мере, 4 дивизии и донесли главнокомандующему.

Остановились на ночлег в 6 часов вечера в деревне Ляомынь, сделав переход в 60–70 верст. Я с трудом крепился, вертелся на седле: очень устал. В фанзе на соломе я разостлал чистый носовой платок и на нем открыл и проверил св. Дары. Завтра, предполагают, будет бой. Улеглись. От усталости я заснул моментально. Вдруг в 1 час ночи раздался на дворе страшный крик:

– «Горим! Пожар! Ваше Превосходительство, выходите скорей!»

Вскочили мы, наскоро привели себя в порядок и выбежали на двор.

Оказалось, буквально в аршине от нашей квартиры горела фанза. Так и сгорела дотла. А мы промучились до утра.

18 февраля

Рано утром прибежала к дымящейся фанзе хозяйка-китаянка и, заломив руки, стала рыдать, приговаривая:

– «Фанза ломайло, сыпи-сыпи нетула».

Она бегала кругом, хватала меня за рукав, тащила к пожарищу и быстро что-то говорила. Сердце мое разрывалось. Вышли офицеры. Сочувствие, конечно, общее. Тут же дали ей 30 рублей и записку к комиссару в Мукден. Пока седлали, готовились, я долго сидел на обрубке дерева и смотрел на огонь. Ах, эти ужасы войны!..

Ночью пришло донесение, что японцы нас окружают. Послали разъезды и наняли шпиона, который побежал в Синминтин разузнать, каковы японские силы, занимающие этот город.

Утром выступили среди страшно сильной и холодной бури. Осторожно проехали верст 15, ежеминутно ожидая появления японцев. Однако разъезды донесли, что японцы всей массой повернули на Мукден. Значит, и нам нужно идти туда же, не теряя соприкосновения с противником.

Этот день прошел благополучно для главных сил отряда. А наши боковые 4 эскадрона все время имели сильную перестрелку с японцами и хунхузами, причем были ранены 2 солдата, офицер Залесский и несколько лошадей.

Остановились на ночлег в деревне Сяо-мяо-пау, недалеко от большого японского бивака, огни которого пылали ярким заревом на горизонте.

19 февраля

В 7 часов утра вся колонна уже выстроилась на опушке деревни. Мороз порядочный. Солдаты развели костры, и мы греемся около них. Ротмистр Тупальский советует греть особенно ладони: тогда теплота быстрее распространяется по всему телу, способ будто бы испытанный. Я так и сделал и, действительно, довольно скоро согрелся.

Перешли верст на 10 в другую деревню, куда вскоре привезли раненого в ногу офицера Залесского. Двух раненых солдат отправили на арбе кружным путем в Мукден.

Интересен рассказ Залесского. Он с разъездом в 20 человек перешел р. Ляохе и пошел вниз южнее Синминтина. Все деревни полны конными японцами и хунхузами, состоящими па службе у японцев. Только что остановился Залесский у деревни покормить лошадей, как его часовой докладывает, что на них идет эскадрон японской кавалерии и много конных хунхузов. Сейчас же наши сели на коней и, отстреливаясь, на рысях стали уходить на свои главные силы. В это время две лошади были убиты. Залесский, несмотря на преследование двумя уже эскадронами, остановился, посадил пеших солдат на крупы лошадей к другим солдатам и продолжал отходить. Минута была критическая, Залесский ранен. Однако солдаты наши не потерялись, слушались команды офицера. Патроны были уже расстреляны, и все должны были бы погибнуть, если бы в это время не выехали на помощь наши 2 эскадрона.

Начальники составили совет и решили догнать японцев и обстрелять их колонну. Но, когда стали догонять, начало уже вечереть. Пришлось отложить это намерение; и мы остановились на ночлег в 3 верстах от японского бивака. Лошадей, конечно, ни разу нс расседлывали. От близкого соседства с японцами дрожь пробирала. Но усталость брала свое, и я спал хорошо, подостлав на кан чумизной соломы.

Разведка нашего полка была так хороша, что командующий 2-й армией 2 раза присылал благодарить полк.

20 февраля

Ложась с вечера спать, я невольно задавал себе вопрос, каково-то будет пробуждение. Однако, по милости Божией, утро наступило благополучно, и мы благословясь выступили на опушку деревни.

Рядом с деревней находился огромный ров, в который мы и укрылись. Батарею поставили на позицию, а 5-й и 6-й эскадроны под командой подполк. Чайковского послали выбить японцев из занимаемой ими деревни. Я благословил своих воинов, приготовил св. Дары и напряженно стал всматриваться в ту сторону, куда скрылись наши эскадроны. Томительное ожидание продолжалось недолго. Вижу простым глазом, как поскакали наши к деревне. Ближе… Спешились… И затрещала ружейная перестрелка.

День был прекрасный, солнечный. Все ясно было видно. Не хотелось верить, что там, впереди нас, так недалеко идет сражение, и мои духовные дети, быть может, уже страдают.

«Бум-бум» раздалось почти рядом.

Заговорили наши пушки, и с визгом полетели в деревню снаряды. Бегут оттуда несчастные китайцы, волосы растрепаны, в глазах ужас. Ведь пуля или снаряд не разбирают виновных и невиновных. Как же жаль их!

– «Батюшка! – говорит молодой наш врач Пиотровский, очень религиозный человек: пойдемте – раненого привезли».

Подходим. После перевязки я сейчас же приобщил его св. Таин.

Привели раненую лошадь корнета Калинина. Он пересел на другую и продолжал сражаться. Бедная лошадка вся дрожит. Кровь льется из раны. Вскоре она повалилась на землю и издохла.

Несут еще 4 раненых (наших и Нежинского полка). Сейчас же и их причастил.

Солдат Требухин тяжело ранен в ногу с раздроблением кости. Он очень страдает и дрожит: озяб. Вспоминаю, что у меня в седле есть немного коньяку. Бегу… И дал всем раненым по пол-рюмочке. Оживились. Их укрыли, чем можно было.

Бой кончился. Наши выбили японцев из 2 деревень. Убитых у нас, слава Богу, нет; а ранено человек 10. У офицера Сушинского прострелены седло и полушубок, а сам он остался цел.

Японцы нас сегодня больше не беспокоили: и мы расположились на ночлег. Нам досталась очень хорошая фанза. Каны протопили. Привезли наших раненых и хорошо устроили их в фанзе, причем я приобщил еще одного раненого Нежинского полка.

Михаил принес чумизы, и я улегся, не раздеваясь, конечно.