Пособие по выживанию для оборотней - Светлана Гусева

головой с ощущением, что шел через болото, а попал на показ мод. Болотницы с тихим смехом касались его плеч, спины и груди, провожая все дальше вглубь дома, — но ни одна так и не заговорила. И больше никто не пытался расстегнуть молнию на его куртке.

— Тебя привела я, и поэтому они молчат, — подсказала Василиса. — Пока я сама не откажусь иметь с тобой дело.

Туомас раздраженно почесал в затылке.

— У нас с тобой нет никаких дел. Я поговорю с Дедом и уйду. Не знаю, из-за чего эта ваша свара с Ковеном…

— Точно нет дел? — оборвала она его, наматывая прядь волос на палец. — Подумай как следует, оборотень. Со мной тебе ничего не грозит — я не стану посягать на твою драгоценную свободу и указывать, что тебе делать. Но ночь со мной ты не забудешь до конца жизни, клянусь самой водой.

Последнюю фразу она произнесла ему на ухо. Холодные пальцы мягко скользнули по шее вниз и дальше, к плечу. Туомаса обожгло магией от ее дыхания, пересохшее горло превратилось в наждак, раздиравший гортань при каждом вдохе. Новым, только что освоенным зрением он различил тонкие оранжевые ниточки, тянувшиеся из мягких пальцев к его груди. Туомас резко отодвинулся:

— Я помогал, когда Герман лечил тебя. Давай сохраним эти отношения, пока все не пошло наперекосяк.

— Надеешься, что убогая ведьмочка снизойдет до тебя? — прошипела Василиса.

Красивое бледное лицо на мгновение исказила плаксивая гримаса. Остальные болотницы двигались из стороны в сторону, словно огибая Василису с Туомасом по широкой дуге. Сейчас, когда бушевавший в крови адреналин поутих и Топи остались позади, Туомас почувствовал, как под слои одежды медленно, но верно заползает холод. Нарядный, словно игрушечный дом все сильнее напоминал могильный склеп.

За спиной послышался шорох, и несколько болотниц выскользнули за дверь, в темноту.

— Идем, — Василиса поманила Туомаса налево, в длинный коридор, едва заметный за широкой русской печью, которая, похоже, никогда не топилась. Трясина пропахла болотом, но Туомас успел привыкнуть к зловонию; сейчас же к нему примешивался еще и запах гнили и старости. Он поморщился, массируя нос, чтобы не чихнуть. Резиновые сапоги совершенно не грели — ноги постепенно коченели, хотя Туомас при каждом шаге яростно шевелил пальцами в надежде разогнать кровь.

Василиса вела его дальше, через анфиладу пустых и холодных помещений. Первое время болотные огоньки роились вокруг, но постепенно их становилось все меньше, и перед входом в огромную залу с низкими деревянными сводами, каждый из которых украшали огромные красные камни, они исчезли совершенно.

— Эти рубины — настоящие? — вырвалось у Туомаса.

Василиса ответила ему презрительным взглядом и промолчала.

— Давненько в моей горнице волчьим духом не пахло, — пророкотал над их головами знакомый голос. — Иди сюда, не бойся. Хватит, пожалуй, дешевых причуд.

Горница, как обозначил комнату Дед, напомнила Туомасу амфитеатр: по правую руку темнело полукруглое окно и большую часть комнаты занимали разваленные безо всякой системы мягкие пуфы. На некоторых лежали скомканные одеяла, и обязательно в каждом проходе стояло по большому прозрачному кувшину с водой.

Болотниц было немного: с десяток девушек молча сидели на длинной скамье под окном и расчесывали волосы широкими деревянными гребнями. У некоторых пряди струились на пол, ложась густыми волнами на подолы платьев. Все они оставались босы, как и Василиса, — каждая, кроме длинного светлого сарафана, носила лишь тяжелое ожерелье из бледно-зеленых бус.

По левую руку располагался широкий, во всю стену, пятиярусный помост, на котором восседал огромный, заросший волосами мужчина. Если под ним и был какой-то стул или трон, Туомас не имел ни малейшего шанса разглядеть его — необъятные телеса Водяного и многослойная пестрая хламида, расшитая золотыми нитями, занимали все пространство вокруг. Длинный подол кафтана небрежно спадал по ступеням вниз, открывая взгляду украшенные камнями тапки с загнутыми кверху носами. В зеленой, слишком похожей на комок водорослей бороде поблескивали перламутровые чешуйки.

— Прошу прощения, что не знаю, как к вам обращаться… — Туомас подумал и решил не кланяться. — Меня зовут Туомас Эрлунд. Вы уже знаете, что я оборотень, знаете, что за мной следит Цербер. Стая и Ковен мечтают от меня избавиться, но я что-то не хочу доставлять им такую радость. Не так быстро. Поэтому и пришел.

Водяной моргнул и разразился громоподобным хохотом. Горбоносое, изъеденное глубокими рытвинами лицо сморщилось, будто морская губка, глаза превратились в щелочки и скрылись под кустистыми бровями. Смеялся он долго, пока по щекам и бороде не заструились слезы. Василиса тем временем уселась у самого основания подиума на широкий пуф, положив голову на колени. Точь-в-точь Аленушка с картины Васнецова.

Отсмеявшись, Водяной поманил его рукой, украшенной десятком разновеликих перстней:

— Иди сюда, не бойся. Я ж не старая карга, которая требует величать ее Госпожой и заставляет каждого трогать свои карты. Тебе, я погляжу, тоже пасьянсы раскладывала? — Он не стал дожидаться ответа: — Вот-вот, меня можешь просто звать Дедом. Все так зовут. Титулы только мешают, а я так понял, у тебя ко мне дело. Излагай, только не вертись.

Туомас послушно подошел ближе, но сесть не решился.

— Кто-то хочет добиться нарушения Пакта. Кто-то подставил меня и Василису тоже.

Водяной гулко хмыкнул; за спиной у Туомаса звякнул упавший на пол гребень.

— Кто-то, значит? Например, тот, кто сегодня прошел на запретную территорию и остался в живых, хотя и не должен был. Например, ты, — короткий узловатый палец уперся Туомасу прямо в грудь.

— Василиса назвала меня нарушителем Пакта. Я все еще не знаю, что это за Пакт и что я должен или не должен делать. Цербер велел мне убираться из города…

— Добрый совет, — перебил его Дед.

— …незнание правил не освобождает от ответственности, я согласен. Но все же хотел бы понимать, что нарушил. Хочу знать, кто за этим стоит. За мной следят — и не только Цербер. Три недели назад какой-то оборотень сильно покусал мальчика. Дарья до сих пор его не нашла и не наказала, и я считаю, что все это — звенья одной цепи. Кто-то использует мой конфликт со Стаей, чтобы окончательно вбить клин между всеми. Или преследует цели, о которых я пока не могу догадаться.

С каждым словом Туомас все сильнее отчаивался — слишком мало доказательств, слишком много «бы да кабы», как любит говорить Герман Николаевич. Никакой логики, никакой системы — сплошь подозрения.

— Мерзкая сволочная душонка, — пробормотал Водяной, ворочаясь. — И все ей мало, и все тянет руки свои загребущие! Не дает жить спокойно ни себе, ни другим.

Туомас непонимающе воззрился на него. Дед, помедлив, досадливо взмахнул рукой — на лицо Туомасу упало несколько капель.

— Ты ж не