Жизнь Христофора Колумба. Великие путешествия и открытия, которые изменили мир - Самюэль Элиот Морисон

рядом, при этом не позволил встать навстречу и попросил, чтобы я ел дальше. Я подумал, что ему тоже хотелось бы отведать наших яств, поэтому приказал немедленно принесли немного и ему. Войдя в каюту, касик сделал знак рукой, чтобы вся его свита оставалась снаружи, что они и сделали с величайшей готовностью и почтением, после чего все уселись на палубе, за исключением двух мужчин зрелого возраста, которых я принял за советников. Эти двое сели в ногах своего господина. Из яств, поставленных перед ним, он взял ровно столько, чтобы оценить вкус, а остальное отправил свите, которая все немедленно съела. Так же он поступил и с напитком, который просто поднес к губам, а затем передал остальным. Все это было проделано с замечательным достоинством и очень немногими словами, из чего я мог понять, что эти туземцы хорошо организованы и разумны… После обеда оруженосец касика принес пояс, похожий по форме на кастильский, но иной работы, который он принял и передал мне. Вместе с поясом он дал два очень тонких куска обработанного золота, поэтому я догадался, что его добывают немного, хотя я считаю, туземцы знают, где его можно найти в больших количествах. Я увидел, что касику пришелся по вкусу глубиномер, висевший над койкой. Пришлось сделать ему этот подарок, присовокупив янтарные бусы с собственной шеи, красные туфли и бутылку апельсиновой воды, которой он обрадовался больше всего. И он, и его наставники были очень обеспокоены тем, что мы общаемся только знаками и не понимаем друг друга, но при этом я понял смысл его жестов: если мне здесь что-то нравится, весь остров в моем распоряжении. Я послал за еще несколькими бусами. На одной из них, как символ, был золотой excelente с изображением Ваших Высочеств. Как мог, я снова объяснил касику, что Ваши Высочества правят лучшей частью мира и что еще не было таких великих господ, а затем показал ему королевские знамена и штандарты с крестом. Все это произвело на него большое впечатление, и он, должно быть, сказал своим советникам, какими великими правителями должны быть Ваши Высочества, поскольку они без страха послали меня издалека с самих Небес. И еще много чего было сказано, но я ничего не понял, кроме того, что он всем восхищался».

Не следует забывать, что Колумб уже принимал один раз на борту касика из деревни близ Ольгина на Кубе, но статус и состояние этого молодого гаитянского правителя, указывавшие на уровень культуры, намного превосходящий культуру соседнего острова, произвели на Адмирала должное впечатление. Между тем касик приказал голому, но исполненному достоинства молодому дикарю свистнуть через борт, что тот и проделал в лучшем флотском стиле. «При его сходе на берег я сделал несколько выстрелов из ломбарда (что-то вроде наших почетных 21 орудийных залпов), – пишет Колумб. – Там молодой правитель уселся на носилки и отправился в свою резиденцию, находящуюся в нескольких милях от берега».

Возможно, Колумб и мог относиться к приезжему касику по достоинству и даже с уважением, но его истинные мысли, записанные далее в «Журнале» для глаз государей, указывают, что он намеревался в полной мере воспользоваться слабостью и добродушием тайное. «Ваши Высочества могут быть уверены… что этот остров и все остальное принадлежат вам так же, как и Кастилия. Здесь не нужно ничего, кроме колонии, жители которой будут приказывать туземцам делать все, что вы пожелаете. Ибо даже со своими людьми на борту, которых не так много, я мог бы захватить все эти острова без какого-либо сопротивления. Видел я, что, как только трое моих моряков сошли на берег, множество этих индейцев бежали прочь, хотя те не желали причинять им никакого зла. У них нет оружия, все они беззащитны и настолько трусливы, что тысяча не справилась бы и с троими. Ими можно командовать и заставлять работать, сеять и делать все остальное, что понадобится. Вы можете строить города, учить их ходить одетыми и перенимать наши порядки».

Ни Колумбу, ни другим первооткрывателям, ни конкистадорам никогда не приходило в голову иное представление об отношениях между испанцами и американскими индейцами, кроме отношений господина и раба. Это была концепция, основанная на испанском порабощении гуанчей на Канарских островах и португальском порабощении негров в Африке. Наблюдая за этим, Адмирал принимал происходящее как должное, тем более что церковь потворствовала такому социальному процессу. Колумб даже не мог представить, что в этой модели межрасовых отношений, начатой и санкционированной набожным христианским принцем доном Энрике Португальским, может быть что-то неправильное. Однако Лас Касас, проведший большую часть благородной жизни в тщетных призывах к словам и поступкам Иисуса и всегда выступающий против жестокой и непомерной жадности кастильских христиан, взвешенно, но достаточно сурово комментирует слова Адмирала: «Заметьте, что естественная, простая, добрая мягкость и смиренность индейцев, отсутствие у них оружия для защиты дали испанцам наглость не принимать во внимание их интересы и навязывать им самые тяжелые задачи, пресыщаясь при этом угнетением и разрушением. Несомненно, адмирал рассказал больше, чем следовало, и все им задуманное и изложенное из уст послужило началом плохого обращения, впоследствии причиняемого».

Если бы на Гаити не было обнаружено золото или что-то еще, имеющее большую и непосредственную ценность, завоевание Нового Света могло бы стать наиболее яркой страницей в истории христианства. Но теперь Колумб приближался к золотоносным районам Эспаньолы. В понедельник он все еще размышлял о Бабеке; во вторник он «узнал от одного старика, что в радиусе ста лиг или более есть множество соседних островов… на которых было добыто много золота. При этом старик даже рассказал об острове, который был полностью золотой, а на других золота было так много, что его собирали и просеивали через сито и плавили, делая слитки и тысячи произведений искусства». Этот старик указал знаками маршрут и место, где тот остров находился, и Адмирал решил отправиться в те места, заметив, что, если бы старик не был таким важным подданным местного короля, он бы задержал его и взял с собой. Или «пригласил», если бы только знал язык. В любом случае раздражать туземцев не было никакого смысла, поэтому старик был мирно отпущен восвояси. Не видя никакого несоответствия между откровениями в собственной алчности и воздвижением креста в индейской деревне, к которому индейцы проявили должное уважение, Адмирал писал, что «надеется на нашего Господа, что все эти острова будут преобразованы».

Действительно ли этот старик знал что-то о далекой Коста-Рике, где индейцы и в самом деле плавили золото и медь, или Колумб неправильно понял