Жизнь Христофора Колумба. Великие путешествия и открытия, которые изменили мир - Самюэль Элиот Морисон

Индейские проводники Адмирала страдали ярко выраженными приступами «карибофобии». Сразу за Пуэрто-Марави на побережье расположилась большая деревня. Увидев флот, «бесчисленное множество людей вышли на берег моря с громкими криками, все голые и с дротиками в руках». При этом ужасном зрелище индейцы, находившиеся на борту, быстро запрыгнули в трюм и стали настолько бесполезны от охватившего страха, что Колумб даже не стал предпринимать усилий доставить их на берег в качестве переводчиков. Флот встал на якорь, и Колумб отправил обе шлюпки на берег с приказом успокоить вопящих туземцев обменными товарами. Шлюпочные экипажи подошли к Плайя-де-Дуаба (к западу от Баракоа), выкрикивая какие-то умиротворяющие фразы, перенятые у тайное, но все местное население обратилось в бегство.

В полдень 27 ноября оба судна снялись с якорной стоянки у этого ныне пустынного пляжа и направились на восток к мысу Майей. Не прошли они и двух миль, когда на небольшом расстоянии к югу открылась «самая необычная гавань» (Пуэрто-Баракоа), окруженная ровной местностью и большими деревнями. Такого Колумб пропустить не мог и, пройдя широкий фарватер в 300 ярдов, «Санта-Мария» и «Нинья» оказались в гавани, «круглой, как кастрюля», с узким пляжем и рекой «такой глубины, что в нее могла войти галера». Адмиралу не понадобилось много времени, чтобы прийти к выводу, что эта гавань, названная им Пуэрто-Санто, была лучшей из увиденных для возведения города и крепости: «хорошая вода, хорошая земля, хорошие окрестности и много леса». Позже, в 1512 году, по рекомендации Адмирала здесь и было основано первое испанское поселение на Кубе. Сегодня Баракоа – самый крупный город на маршруте Первого путешествия Колумба, процветающий экспортом бананов и кокосовых орехов[181]. Местные шлюпы и лихтеры до сих пор разгружаются на реке, протекающей по краю гавани за пляжем, «в которую может войти галера».

Плохая погода задержала «Санта-Марию» и «Нинью» в Баракоа на неделю. Моряки сходили на берег и стирали одежду в пресной воде, другие группы прогуливаясь по внутренним районам, нашли земли с культивируемыми ямсом, кукурузой и тыквами. Они приближались ко многим деревням тайное, но все туземцы бежали при их приближении. Моряки рассказали, что в одной из хижин нашли «голову человека в корзине, накрытую другой корзиной и подвешенную к столбу». Адмирал предположил, что такие головы, должно быть, принадлежали предкам семьи, хотя, как известно, тайное не сохраняли черепа своих родственников подобным образом. Можно предположить, что морякам просто нравилось подшучивать над своим Адмиралом. В прибрежной деревне было замечено несколько огромных каноэ, аккуратно размещенных под навесами из пальмовой соломы. Одно из них превосходило 70 футов в длину и было способно вместить до 150 человек. Моряки воздвигли большой крест на наветренной оконечности гавани Баракоа в том месте, где сейчас находится разрушенный форт.

Неблагоприятные ветры дали Колумбу повод задержаться и исследовать на шлюпках лодке следующую бухту к востоку от Баракоа. Там он вошел в устье реки Миэль глубиной в лишь в сажень над отмелью и обнаружил внутри огромную лагуну. Гребя вверх по течению, он нашел в заводи пять больших каноэ с навесом и, оставив шлюпки, поднялся по склону холма, пока не достиг равнины с возделанными тыквенными полями и множеством хижин. Здесь ему наконец-то удалось установить контакт с туземцами, послав вперед «Диего» с запасом медных колец, стеклянных бус и соколиных колокольчиков. Туземцы были готовы к обмену, но все их «ценности» состояли из деревянных дротиков с закаленными в огне наконечниками. Вернувшись к своим шлюпкам, Колумб послал еще одну группу моряков по склону холма, чтобы исследовать скопление хижин, которые он принял за ульи. Пока посланцы отсутствовали, вокруг испанцев собралось большое количество туземцев, и, как пишет Лас Касас, «один из них вошел в реку рядом с носом шлюпки и произнес пространную речь, из которой Адмирал не понял ровным счетом ничего, в то время как время от времени другие туземцы возносили руки к небу и издавали великие крики. Сначала Адмирал подумал, что они таким образом его приветствуют, и приход им приятен; но он увидел, как лицо индейца, взятого с собой, изменило цвет и стало желтым, как воск, он сильно задрожал, показывая знаками, что Адмиралу лучше покинуть реку, поскольку их попытаются убить. И тот индеец подошел к христианину, взял у него заряженный арбалет, показал туземцам, и Адмирал понял, что он сказал туземцам – все они будут убиты, ибо этот арбалет стреляет очень далеко. Также он взял шпагу, вытащил из ножен и, размахивая ею, повторил то же самое. Услышав это, туземцы обратились в бегство, а упомянутый индеец, дрожащий и от трусости, и от проявления малой храбрости, был человеком хорошего роста и сильным».

Тем временем другие тайное собрались на противоположном берегу Миэль, куда переправился Адмирал. «Их было очень много, все раскрашенные в красный цвет и голые, как их рожали матери, у некоторых на голове были перья, у других плюмажи, у всех связки дротиков». Эти дротики обменяли на привычные безделушки и кусочки панциря черепахи, убитую грометами. Колумб вернулся на борт, восхищенный мастерством изготовления каноэ и возведения хижин, но разочарованный полным отсутствием золота и пряностей, а также полный презрения к мужеству туземцев: «Десять человек могут обратить в бегство десять тысяч, настолько они трусливы и робки». Если даже относительно гуманный Колумб отреагировал таким образом, неудивительно, что простые моряки считали тайное презренными дикарями, годными только на то, чтобы быть рабами.

4 декабря «Санта-Мария» и «Нинья» вышли из Баракоа при легком попутном ветре, обогнули побережье, заглянув по дороге в Пуэрто-Бома, узкую V-образную гавань с высокими берегами, и в Пуэрто-Мата, одну из круглых гаваней с узкими горлышками входов, распространенных на этом побережье. К закату флот был у Пунта-дель-Фрайле (названного Колумбом Кабо-Линдо, «Красивый мыс») в пределах видимости пролива между Кубой и Эспаньолой. Дважды обманутый бухтами, которые Адмирал ошибочно принимал за проливы, Адмирал снова решил, что находится в глухой гавани, и обнаружил свою ошибку только утром после ночи, проведенной в дрейфе. На рассвете 5 декабря он увидел оконечность мыса Кейп-Майси, от которого береговая линия уходила на юг, а затем на юго-запад. Обнаружив в этом направлении темный высокий мыс Пунта-Негра, Адмирал понял, что находится в проливе, и назвал самую восточную оконечность Кубы «Мысом Альфа и Омега», символически обозначив, по его мнению, оконечность Евразийского континента, соответствующую мысу Сент-Винсент в Европе.

До полудня 5 декабря Колумб планировал достичь Большого Инагуа (Бабеке) и сделать его следующей остановкой, поскольку полагал, что