Жизнь Христофора Колумба. Великие путешествия и открытия, которые изменили мир - Самюэль Элиот Морисон

остров островом Фернандина в честь короля Кастилии и Арагона. Царственное производное давно исчезло, уступив место общему названию Лонг-Айленд, которое подходит этому острову лучше всего: его длина составляет 60 миль при ширине, нигде не превышающей четырех. Колумб записал в «Журнале», что остров Фернандина «в отличие от Сан-Сальвадора и Санта-Марии очень ровный и без гор», причем Адмирал очень точно охарактеризовал наветренный берег как «песчаный пляж весь без валунов», за исключением «некоторых камней под водой у берега, из-за которых вы должны быть очень внимательны, когда хотите бросить якорь, хотя вода всегда очень чистая и видно дно… Среди всех этих островов, – справедливо прибавляет он, – на расстоянии двух ломбардных выстрелов[172] от берега такая глубина, что дна не сыскать». И действительно, глубина с наветренной стороны Лонг-Айленда начинается так резко, что гидрографы даже не удосуживались проводить там зондирование. Ширина пролива между Лонг-Айлендом и Рам-Кеем доходит до 1400 саженей при глубине более полутора миль.

У деревни где-то недалеко от нынешней Выжженной Земли флот приблизился к берегу Лонг-Айленда, но не смог подойти к якорной стоянке днем и лег на ночь в дрейф. Колумб отправил на берег одного из проводников, который так хорошо рассказал туземцам Лонг-Айленда о «людях с Небес», что навстречу почти сразу же вышла целая флотилия каноэ с «водой и тем, что у них было». Между тем пресная вода на Багамах – ценный товар. На островах нет ни рек, ни ручьев, ее можно получить, либо собирая дождевую воду, либо копая колодцы. Добровольных водоносов наградили бусами, колокольчиками и кружевными металлическими наконечниками от шнурков, которыми в то время зашнуровывалась мужская одежда. Поднявшихся на борт туземцев угостили патокой. Сейчас уже трудно представить, что когда-то в Вест-Индии патока была диковинкой: прошло много лет, прежде чем испанцы привезли туда из Африки сахарный тростник, а в роли единственного подсластителя выступал дикий мед.

В девять утра следующего дня (17 октября) шлюпка флагмана была отправлена на берег за водой, и туземцы повели моряков к колодцам и даже услужливо отнесли полные емкости. Такие полезные действия со стороны индейцев, которые проявлялись в большинстве мест, где высаживались испанцы, в конце концов, оказались опасными для самих аборигенов. Даже сам Колумб заметил перед концом путешествия: «Не хватало только знать язык и давать указания, поскольку каждому отдаваемому приказу они подчинялись без малейших возражений». Теперь каждый моряк от юнги до Адмирала был убежден, что ни одному христианину, пребывая в Индии, не нужно ударять пальцем о палец, и перед ними открылась восхитительная перспектива разбогатеть, эксплуатируя труд послушных туземцев.

Колумб отметил отсутствие на Лонг-Айленде овец, коз или каких-либо животных, кроме птиц, а отсутствие млекопитающих – одна из особенностей фауны Вест-Индии. Здесь Адмирал впервые увидел участок индийской кукурузы, который, как он предположил, был видом местного проса, и восхищался яркими рыбками, плавающими вокруг флагмана и замечательно просматривающимися в чистейшей воде. В отличие от жителей Сан-Сальвадора, туземцы Лонг-Айленда носили одежду, напоминающую короткие плащи из хлопчатобумажной ткани, и были не прочь получить выгоду. Возможно, освобожденный каноист дал им понять, что «люди с Небес» являются более жизнерадостными получателями, чем дающими. Ожидаемые золотые нарукавники и ножные браслеты так и не появились. Они всегда были «на соседнем острове».

В результате своего визита на берег Колумб описал в «Журнале» необыкновенное дерево, у которого были «ветви разных видов, все на одном стволе, и одна ветка одного вида, а другая другого, и настолько непохожие, что это величайшее чудо в мире… Например, на одной ветке листья, как у тростника, на другой – как у фисташки и, таким образом, на одном дереве пять или шесть видов, и все они разные». Конечно же, ни одно растение даже не приближается к такой полиморфности. По-видимому, Колумб наблюдал дерево, пораженное рядом насекомых-вредителей, широко распространенных в Вест-Индии. Но если исключить эту выдумку, отчеты Адмирала о природных явлениях весьма объективны и точны. Последний факт заслуживает отдельной похвалы, ибо Марко Поло, сэр Джон Мандевиль[173] и их подражатели заставили европейцев ожидать, что любой путешественник, возвращающийся из неведомых мест, расскажет о чудесах и чудовищах, о рыбах, растущих на деревьях, о хвостатых и безголовых людях с глазами в животе. Колумб прекрасно знал, чего от него ждут, и даже надеялся увидеть подобное, но ничего не выдумывал и лишь изредка поддавался искушению немного извратить или преувеличить, чтобы удовлетворить жажду своих государей к чудесному.

С вечера 16 октября каравеллы все время перемещались с места на место, так как подветренный берег был настолько крутым, что становиться на якорь было небезопасно, а в полдень 17 октября флот отправился к острову Крукед, который индейцы называли Саомете. Мартин Алонсо поднялся на борт флагмана, настаивая на том, что кратчайший путь от Лонг-Айленда к Саомете лежит через северо-запад, о чем ему дал понять один из пленников. Непонятно, был ли этот очень плохой совет дан намеренно или случилось недоразумение, поскольку ничто крупнее лодки не может обогнуть Лонг-Айленд с подветренной стороны. Тем не менее Колумб решил попробовать, так как ветер был попутным для одного курса и противным для другого. «Когда я удалился от островного мыса [мыса Св. Марии] на 2 лиги, обнаружилась прекрасная гавань с… двумя устьями, ибо посередине находился островок, причем оба очень узки, но внутри хватило бы места на сотню кораблей, если бы она была глубокой» – чего, к сожалению, не было. Но «казалось, есть веская причина тщательно промерить глубину, поэтому я бросил якорь снаружи, вошел в гавань на корабельных шлюпках и обнаружил, что глубины нет».

Эта maravilloso puerto[174] не показана на современных картах, но легко идентифицируется теми, кто ходил в тех местах: ее легко найти по двум характерным узостям. Сейчас гавань носит название Ньютор-Кей, а ее максимальная глубина – около одной сажени. Кстати, Колумб совершенно безосновательно предположил, что это мелководье является устьем большой реки, и даже послал туда шлюпки за пресной водой, хотя флот уже имел некоторый запас, полученный в поселении туземцев.

Пока отсутствовали водоносы, Адмирал бродил по берегам этой чудесной гавани (которую, насколько нам известно, никогда не посещал ни один испанец) и сделал несколько собственных наблюдений. Туземные жилища он сравнил по форме с мавританскими палатками, «с очень хорошими и высокими дымоходами», представляющими собой нечто похожее на открытые купола. Его люди добавляли, что они были «очень простыми и чистыми внутри», то есть полной противоположностью кастильских лачуг. Индейцы здесь были почти такими же, как те, с которыми мы уже сталкивались, то