Том 1. На рыбачьей тропе ; Снега над Россией ; Смотри и радуйся… ; В ожидании праздника ; Гармония стиля - Евгений Иванович Носов
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— О чем ты, Клава! — широко улыбнулся Ваня, на ходу вскидывая ногу через седло. — Погляди вокруг, дорогая:
Даль неоглядна впереди,
И в голове толпятся строчки,
И сердце рвется из груди,
Как лист березовый из почки.
Тем временем сорняки тоже не дремали под благодатным небом, расторопнее других потянулись к солнцу шустрыми побегами, вездесущими усиками и упористыми шипами и зацепками. Глянуть со стороны, так казалось, что на поле посеяны не картошка со свеклой, а сплошной осот да сурепка. Неотложно был объявлен месячник по борьбе с сорняками, который возглавил сам Первый, человек решительный и не терпящий прекословия. Было также объявлено, что без соответствующей врачебной справки или иного письменного разрешения никто не может появляться после восьми ноль-ноль утра на базарной площади, у пивного павильона и в иных общественных местах, а также на территории собственного огорода, что будет рассматриваться как злостный саботаж и дезертирство. Всем учреждениям и организациям был определен фронт работ, который в свою очередь разбили на индивидуальные участки под личную ответственность. Городок всколыхнулся, как перед осадой. Многие люди побросали свои повседневные дела и обязанности — стрижку волос в парикмахерской, выдачу сбережений по вкладам, оформление гражданских браков, прием заказов по раскрою и шитью, ремонту обуви и телевизоров, рассмотрение судебных исков, продажу москательных, музыкальных и книжно-канцелярских товаров и т. п. — и кинулись доставать всегда припасенные в кладовках, сараях и на чердаках мотыги и тяпки, как некогда предки-северяне доставали бердыши и топоры по случаю половецкого нашествия. Как утверждают философы, в истории все повторяется по восходящей спирали. Ване даже приснился ужасный сон, будто городок и взаправду обложили полчища сорняков и что на участке восточной городской околицы их головные отряды ворвались в пределы районного центра. Самоотверженно отбивавшиеся тяпками, бойцы народного ополчения во главе с Первым вынуждены были отступить перед превосходящими силами и запереться в подвалах «Сельхозтехники». Кинувшийся на выручку главный агроном района на поливальной машине с гербицидами был схвачен и выпорот чертополохом. Потом привиделось, будто самого Первого, босого, в одном исподнем, со связанными повиликой руками провел по главной улице эскорт полевых бодяков в белых папахах и будто Первый успел выкрикнуть: «Товарищи! Месячник еще не окончен!..» А вслед за этим Ваня услыхал топот на лестнице собственного дома и ужасающий стук в запертую дверь. Ваня кинулся схватить что-нибудь железное, но железного в доме ничего не попадалось, и он, чувствуя всему конец, проснулся в холодном поту и с шевелящимися волосами.
Далее Ваня так рассказывал о последующих событиях.
Конечно, тяпкой помахать городскому человеку тоже надо, коль больше махать некому. Я и махал вместе со всеми, свою положенную деляну протяпал. Но месячник месячником, а живой душе порыбачить тоже охота. Иначе она завянет и скукожится. А скукоженная душа — ни мне, ни государству, ведь верно? И вот в воскресное утро, еще до солнца, вывел я свой велосипед с притороченным рюкзаком и удочками да и шмыгнул в Сергиевку. Подъезжаю, а там, на пруду, уже вся честная компания: на мыску главный районный пчеловод Воробьев удочки разматывает; чуть поодаль директор типографии Волхов хлеб с макухой в кулаке мнет, «соску» на карпов готовит; а по ту сторону ракитового куста облюбовал себе местечко предкомитета народного контроля Ларичев, веером рассыпает перед собой комбикорм. Дальше по берегу устроились еще какие-то рыбачишки, плохо различимые за туманцем. А утро выдалось — на сто сот! Тишина! теплынь! Вода что парное молоко. Все вокруг будто так и говорит: «Добро пожаловать!» Что еще для счастья надо?
До синевы промыто небо,
И звезд померкли фонари.
И солнце —
Караваем хлеба
На полотенце
Утренней зари.
Все устроились как нельзя лучше, народный контроль для полного комфорта даже костерок рядом запалил — от назойливых комаров, как вдруг кто-то завопил от плотины: «Полундра! Разбегайсь! Сам Первый едет!» И верно, на плотину выскочила «Волга», тут же распахнулась дверца, и в лучах выкатившегося солнца предстал сам Первый — облитый багрянцем, монументальный, с широко расставленными ногами, означавшими, что их хозяин настроен воинственно и беспощадно.
— А-а! — произнес он громоподобно и торжествующе, и эхо подхватило и понесло по всему водоему: «А-а! А-а!» — Вы здесь, соколики?! А ну, — обратился он к кому-то в машине. — Записывай! Сперва стихоплета запиши. Все про травки-муравки сочиняет, ан нет — по этим муравкам да с тапочкой пройтись… Запиши: полгода никаких его стихов в районной газете не печатать. Записал? Теперь Волхова пиши, типографщика. Ишь ты какой: про месячник объявления печатает, а сам — с удочкой. Хорош гусь! Так! Глянь-кась! И пчеловод тут! Ты что же, друг любезный, решил на сурепке мед собирать? А ну, подчеркни его фамилию жирной чертой: я с ним особо поговорю. Записал пчеловода? А это кто? Кто там за ракитой стыдливо прячется? Вижу, вижу! Выходи-ка, погляжу на стыдливого! А-а, да это наш народный контроль, наша совесть в кусты улизнуть хочет. Подчеркни-ка его двумя жирными чертами.
Остальные, побросав рюкзаки и снасти, успели разбежаться, попрятались в ракитнике, залегли в траве и складках пересеченной местности.
— Ну, голубки-соколики, не взыщите, если что… — подытожил Первый, энергично хлопнул дверцей и укатил.
А вскоре на одном из активов все записанные имена были преданы суровой огласке, и рыболовное племя как-то вдруг поредело. Тем более что пошли упорные слухи, будто по воскресеньям Первый, просыпаясь с восходом, самолично патрулирует город, делает засады на Сергиевской дороге, а председателю тамошнего сельсовета будто бы дадено указание тайно всех фотографировать для городского желтого окна «Не проходите мимо». При таких жестких мерах поневоле убоишься соваться в Сергиевку, и вот тогда-то и мелькнула у Вани идея о спасительном носе. Не откладывая в долгий ящик, он приступил к делу. Из намоченных в клейстере клочков бумаги вылепил на продолговатой картофелине крупный шишковатый нос, раскрасил его под старческую озяблость, снизу приклеил пеньковые усы и все это прикрепил