Жизнь Христофора Колумба. Великие путешествия и открытия, которые изменили мир - Самюэль Элиот Морисон

о повадках буревестников, но Колумб к тому времени полагал, что эти птицы ведут пелагический образ жизни. К 3 октября Адмирал посчитал, что изображенные на карте острова остались позади. Он отмечал в «Журнале», что не хотел медлить, хотя и было много признаков наличия близкой суши, но, поскольку целью экспедиции оставалась Индия, любая задержка казалась неразумной. Неоднократные повторения этого замечания не только подтверждают его восточные намерения. Похоже, что Колумб опасался обвинений со стороны монархов в упущении возможности открытия новых островов, поэтому заочно разъяснял им великие планы.

Когда 6 октября флот прошел 65-й меридиан и находился севернее Пуэрто-Рико, Мартин Алонсо Пинсон предложил Адмиралу изменить курс на зюйд-вест-вест, намекая на поиски Японии, но Колумб предпочитал достигнуть материка, а островами заняться на обратном пути. Возможно, он даже предположил, что Чипунгу осталась позади, но в любом случае строгий курс на запад выведет их к суше быстрее, нежели более южный румб по направлению к тому месту, где Мартин Бехайм поместил остров Зайтун. Адмирал считал более логичным найти «индийский» материк, а по дороге обратно посетить Японию.

На рассвете в воскресенье, 7 октября, когда флот находился примерно в 370 милях от ближайшей суши, острова Тёркс, был подан очередной ложный сигнал о появлении земли на горизонте: шедшая впереди «Нинья» подняла на мачте флаг и выстрелила из пушки. Люди на борту «Санта-Марии» заметили ее раньше, но не осмеливались об этом кричать, ибо Адмирал, сытый по горло этими фальшивыми «землями», отдал приказ, что любой, кто поднимет очередную ложную тревогу, лишится права на премию, даже если в следующий раз увидит настоящий берег. (По иронии судьбы получалось, что несколько позже Колумб должен был лишить премии самого себя!)

К заходу солнца, когда было пройдено еще 67 миль, а земля так и не появилась, Колумб приказал изменить курс на вест-зюйд-вест (то есть даже еще на один румб дальше от строгого запада, чем рекомендовал Мартин Алонсо). Дело в том, что над головами моряков в юго-западном направлении стали перемещаться большие стаи птиц, а Адмирал прекрасно помнил, что самые отдаленные острова Азорского архипелага были открыты португальцами именно благодаря наблюдением за полетами пернатых. Это решение было совершенно правильным, поскольку осенняя миграция северо-американских птиц в Вест-Индию через Бермудские острова шла полным ходом. Следование курсом, указываемым крылатыми «лоцманами», а не искусственной картой, как оказалось позже, имело жизненно важное значение для всего будущего испанской колонизации. Когда Колумб решил следовать за птицами, его флот находился на широте 25°40′ и быстро приближался к области нулевого склонения компаса. Если бы корабли сохранили курс на запад, путешествие заняло бы по меньшей мере на день больше и местом высадки (при условии, что на борту не вспыхнул бы мятеж) стал бы багамский Эльютера или Большой Абако. И что тогда? Если не учитывать мизерную вероятность, что местные индейцы согласились бы провести Колумба на юг через Язык Океана[162], его корабли, пройдя проливом Провиденс, попали бы в Гольфстрим, а угодив в это могучее течение, каравеллы уже никогда не смогли бы повернуть на юг. Флот причалил бы к побережью Флориды (возможно, даже и высадился) где-нибудь ближе к мысу Канаверал, а затем, при условии, что суда выбрались бы целыми с этого «кладбища кораблей», пронесся бы вдоль побережья Джорджии и Каролинских островов и возвратился в Испанию (если бы им удалось вернуться), гонимый ветрами к северу от Хаттераса и Бермуд.

Очевидно, что результаты любого такого путешествия, учитывая то, чего добивался Колумб и чего хотели от него монархи, были бы крайне разочаровывающими для обеих сторон. Сомнительно, что в этом случае Адмиралу в скором времени предоставили бы второй шанс (если предоставили вообще), ибо только золото Эспаньолы, и ничто другое, привлекало испанцев в Новый Свет. О перемене курса сказано слишком много, причем большинство историков приписывают его совету Пинсона, хотя из «Журнала» ясно следует, что благодарить следует не Мартина Алонсо, а североамериканских перелетных птиц.

В течение 8 октября, когда, как отметил Адмирал, «слава Богу, воздух был мягок, как в апрельской Севилье, и находиться в нем приятно, настолько он ароматен», курс вест-зюйд-вест был сохранен. 9-го числа переменившийся ветер снес флот на 43 мили вест-норд, но 10-го снова все встало на свои места, и корабли дали прекрасный показатель, пройдя 171 милю вест-зюйд-вест. Всю ночь с 9 на 10 октября команда слышала птиц, пролетающих над головой в юго-западном направлении, а иногда даже могла их видеть на фоне полной луны (полнолуние наступило 5 октября). Говорят, что Мартин Алонсо Пинсон заметил экипажу: «Эти птицы знают свое дело».

Невзирая на обнадеживающие признаки, день 10 октября стал самым критическим во всем плавании: предприятие находилось на грани провала, причем из-за упрямого человеческого консерватизма. Несправедливо было бы представлять конфликт между Колумбом и его командой как противостояние между храбрецом и трусами. Оно не являлось противоречием между знанием и невежеством, образованием и суеверием: ведь если бы Колумб получил университетское образование или внимательно прислушивался к лучшим умам своего времени, то тоже вряд ли бы не ожидал, что Япония окажется в 750 лигах к западу от Канар. Скорее, это было неизбежное разногласие между человеком, придерживающимся одной великой неотразимой идеи, и теми, кто не разделял ее ни в какой степени. Оглянитесь на предшествующие события, подумайте о двух ложных появлениях земли на горизонте и о бесчисленных «признаках суши», которые себя не оправдали. Взгляните на положение флота к 10 октября на современной карте, с не обозначенной на ней Америкой, и подумайте, что за месяц плавания были побиты все рекорды скорости. С точки зрения океанской навигации корабли давно прошли то место, где, по предсказанию Колумба, должна была находиться земля, и экипаж прекрасно это понимал. Никакие «фальшивые» расчеты не могли скрыть этот факт от лоцманов, которые, как и все остальные, тоже стремились повернуть назад и делились своими опасениями с командой. Так можем ли мы справедливо винить моряков? Их спор с Адмиралом относился к вечному несоответствию полета воображения и скептицизма, борьбой между духом созидающим и духом отрицания. Зачастую сомневающиеся оказываются правы, ибо человечеству свойственно иметь сотню глупых идей на одну здравую. Именно во времена кризиса, когда непредсказуемые силы разрушают общество, бездействие ведет к трагическим ошибкам. В делах человеческих бывают приливы и отливы, что и проявилось 10 октября.

В этот день, когда флот держал курс на Багамы, а ближайшая земля находилась менее чем в 200 милях прямо по курсу, тлеющие угли недовольства вспыхнули открытым мятежом. По мнению экипажа,