Жизнь Христофора Колумба. Великие путешествия и открытия, которые изменили мир - Самюэль Элиот Морисон

очертаний берега – обычное морское явление. За них могут приниматься облака на фоне заката, особенно когда люди на борту нетерпеливо ищут землю. В таком состоянии человек настолько внушаем, что, стоит кому-то что-либо увидеть, это видят и все остальные. Таковым было и происхождение призрачных островов Атлантики, которые, по мнению Колумба, могли бы стать хорошими портами захода на пути в Индию.

Колумб не был сильно обеспокоен этой ложной тревогой, поскольку, по его подсчетам, они проплыли всего 533 лиги, то есть чуть более двух третей пути до «Индии». Еще дважды он заявлял, что не собирается тратить время на поиски странных островов, а стремится совсем к иной цели. Его дневник не отражает ничего, кроме уверенности, безмятежности и радости от красоты океана. «Море похоже на реку, – отмечал он в «Журнале» 26 сентября, – воздух сладкий и очень мягкий». Ветер действительно был слабым, а суда находились так близко к северному краю пролива, что море не волновалось. Такие почти летние дни часто случаются в Северной Атлантике. Но экипаж, как пишет Фернандо, с тяжестью в сердце наблюдал за возобновлением западного курса. День за днем у них появлялся «ветер по форштевню», но не слишком сильный для того, чтобы корабли не могли медленно продвигаться на запад. За шесть дней (26 сентября – 1 октября) было пройдено 382 мили. Люди снова занимались наведением чистоты, поддержкой рабочего состояния снастей и ловлей рыбы, а свободные бездельники наблюдали за птицами.

В этих обстоятельствах обычное ворчанье начало приобретать масштабы зарождающегося мятежа. Кто-то предположил, что этот генуэзец в своей безумной фантазии пытается сделать себя великим лордом за счет чужих жизней. Начали блуждать слухи, что безумное следование западным курсом так и останется невыполнимой задачей, а провизия и, самое главное, вода так и закончатся, поскольку в этой океанической пустыне, полной соленой воды, пресная вода не падает с небес. В последнем тезисе моряки были правы – на северной границе северо-восточных пассатов редко случаются дожди. В конце концов, не будет ли разумным выбросить в воду иностранца и обставить все так, будто, наблюдая за звездами, он случайно упал за борт? Не единственное ли это средство для безопасного возвращения?

Колумб, надо полагать, не был слеп и видел все происходящее. Ни один испанский моряк не сможет долго сохранять бесстрастное выражение лица. Косые взгляды и буйные жесты собравшихся в группу матросов свидетельствовали, что затевается что-то очень нехорошее, и даже офицеры, возмутившись, дали понять Колумбу, что ему следует возвращаться. Как заметил сам Адмирал, им ничего не стоило пойти на убийство, поскольку силы его сторонников и недовольных были неравны. Однако выигравших в этом противостоянии ожидала петля в случае возвращения из похода без капитана. Как отмечал Овьедо, обычная политика Колумба заключалась в palabras dulces[161]. Чем сильнее среди простых моряков росло беспокойство, тем более спокойным и уверенным выглядел их капитан-генерал, обещающий восточные богатства и милости государей после успешного возвращения.

Но поддерживать боевой дух команды становилось все труднее и труднее. Матросы уже три недели не видели земли, и, вероятно, ни один человек на борту еще не достигал такого рекорда. Только те, кто испытал это на себе, знают, какой психологический стресс переживают товарищи по кораблю во время долгого морского путешествия. На берегу вы можете ненавидеть своего босса или презирать своих коллег, но при этом вы будете находиться с ними с девяти утра до пяти вечера. Даже в школе-интернате или военно-тренировочном лагере есть некоторые способы уединиться на короткие промежутки времени. Но на таком судне, как эти каравеллы, где даже облегчаться приходилось на людях, где невозможно оторваться от своих товарищей, разве что во сне, где падали друг на друга ночью только для того, чтобы разбудить на следующую вахту, скрыться было нельзя ни на минуту. В долгих путешествиях, подобных экспедициям Колумба, полных тревог и разочарований, особенно если нет суровой погоды, люди неизменно образуют микроколлективы, разжигающие ненависть друг к другу и к своим офицерам. Они размышляют о воображаемых обидах и непреднамеренных оскорблениях и считают, что ими командуют самые отъявленные в этом мире негодяи. В море формируются теплые, дружеские отношения, лучшая верность и самопожертвование, не спорю, но созерцание одних и тех же лиц, переплетение одинаковых голосов день за днем, неделя за неделей и неимение возможности избавиться от этого изматывает очень многих. Нет никаких оснований предполагать, что подобные человеческие отношения на «Санта-Марии», «Пинте» или «Нинье» были хуже, чем на других кораблях того времени. Судя по записям, все они были вполне добрыми людьми. Но к тому времени, когда сентябрь перешел в октябрь, над ними властвовал не только страх перед неизвестностью, но и желание вцепиться друг к другу в волосы. Колумбу и Пинсонам потребовалась вся моральная сила и престиж, чтобы предотвратить вспышки ярости или даже мятеж.

Глава 15

Аделанте! Аделанте! (1-11.10.1492)

Да плещет море и что наполняет его…

1-я кн. Хроник, 16: 32

На рассвете 1 октября, в последний день периода переменных ветров, лоцман «Санта-Марии» Пералонсо Нинос, подсчитав расстояние, пройденное от Ферро, получил результат 578 лиг. Уменьшенное значение, которое Адмирал показал людям, составляло 584 лиги, при этом он сам полагал, что истинное расстояние – 707 лиг. Согласно подсчетам капитана нашей «Мэри-Отис» Дж. Макэлроя, Пералонсо снова оказался почти прав, поскольку правильная цифра была 575 лиг. Однако лоцманы Колумба просчитывали весь путь, а не фактическое смещение кораблей на запад в 1794 мили (564 лиги). Следовательно, «фальшивый» расчет Колумба был гораздо ближе к истине, чем предполагаемый «настоящий». Поскольку он планировал высадку в 750 лигах к западу от Канар, то, должно быть, начинал беспокоиться о том, чтобы недовольство экипажа не закипело раньше, чем суда доберутся до заветных берегов. Приближалось полнолуние, и флот продолжал денно и нощно упорно двигаться на запад.

Но как же был быстр ход флота в ту первую неделю октября! В течение 5 дней (со 2 по 6 октября) корабли проделывали в среднем по 142 мили в сутки с лучшим суточным показателем 182 мили, то есть со скоростью почти в 8 узлов. Магнитный курс по-прежнему удерживался на запад, но из-за неожиданного отклонения показаний компаса (и, как оказалось, к счастью) медленно смещался на юг. На борту снова стал подниматься ропот, но стаи буревестников и других птиц, появившиеся 3 и 4 октября, пришли капитану на помощь, породив у экипажа новые надежды на скорое появление суши. Морякам еще многое предстояло узнать