Я живу в этом теле - Юрий Никитин

На старые места можно вернуться через сотню-другую лет,когда наверняка вымрут знавшие его. И так все время… Правда, сейчас, в эпохусплошной паспортизации, налоговой службы, тотального знания о каждом, всякийчеловек начнет вызывать подозрения, если о нем не будет известно место и деньрождения, нет данных о его родителях, детских годах, оценках в школе,заключения психиатра о переломном периоде созревания…

Да ладно, выкрутится! Человек, который прожил пару сотенлет, не говоря уже о паре тысяч, сумеет сфабриковать о себе любые нужныесведения. Да и сплошная паспортизация пока что не везде. В горных районах дажеЕвропы она не доведена до конца, а что говорить о Тибете, Индии, восточныхстранах?

Много толков ходит о философе пифагорейской школы АполлонииТианском, что жил в первом веке. Слишком заметная фигура, чтобы остаться втени. Хорошо описано его путешествие в Индию, где он много лет изучал трудытамошних мудрецов. Вернувшись, занимался философией, пережил одиннадцатьримских императоров, а двенадцатый, император Доминициан, велел схватить его ипредать суду, но философ скрылся чудесным образом прямо из зала суда, вскоревидели, как он пробирался в Грецию, где потом долго жил и занимался все той жефилософией.

Его встречали и в Средние века. Он менял имена, но по еготрактатам о философском камне и бессмертии все ученые узнавали его руку и дажепочерк. Он оставался верен профессии философа и алхимика, внешность его неменялась.

Вообще я сам поступил бы точно так же. Сообщить всемучеловечеству секрет бессмертия – это же остановить прогресс! Если не будетсмены поколений, то замрет даже общественный строй. Да и не хотелось бы, чтобыи через тысячу лет встречались эти мерзкие рожи, эти бомжи, эти преступники иворье, что, по мнению наших юристов, тоже почему-то имеют право насуществование и даже равные права с людьми честными и порядочными.

Жил бы до того времени, пока не начнут допытываться, какимитренажерами поддерживаю молодость, какими кремами пользуюсь, делал ли подтяжку,затем перебирался бы из города в город, а то даже с континента на континент,ибо для живущего долго все народы становятся своими, а языковой барьерисчезает!

Йоги утверждают, что тот, кто научится задерживать дыханиена тысячу ударов сердца, произведет в своем теле такие изменения, что оностанет бессмертным. Я попробовал, в первый раз задержал на сто ударов,второй – почти на двести, в третий раз добрался до двухсот с половиной… Незнаю, можно ли добраться до тысячи – ведь чем ближе придвигаешься крекорду, чем больше усилий тратишь на каждый шажок, а сил уходит в стократбольше…

Конечно, я буду пробовать и этот путь, но Маринка что-тоговорила о секции или кружке, где собираются те, кто утверждает, что вроде бынашел путь к вечности и бессмертию. Бред, конечно, но с другой стороны –что я теряю? А при удаче – выигрыш неизмерим.

Как в том случае, подумал хмуро, когда умирающий миллиардерспрашивает у священника: «Отче, а если отпишу все свои богатства церкви, япопаду в рай?» Священник, алчно потирая руки, говорит: «Не стану гарантировать,но, по-моему, это тот случай, когда рискнуть стоит…»

Ночью шумел дождь, свежий воздух гулял по комнате. Мое тело,повинуясь инстинкту, забилось под одеяло поглубже. В такую погодубесполезно ходить на охоту, запахи прибиты к земле и перемешаны, стук капельзаглушает стук копыт. Любой зверь прячется хотя бы под дерево, если не в нору.Даже под соседним деревом с низко опущенными к земле ветвями не увидишь оленя,пусть пройдешь рядом, и я чувствовал, как падает температура тела моегоразумоносителя, сберегая жировые энергоресурсы, как замедляются удары сердца,мысль за ненадобностью замирала, подчиняясь могучему дочеловечному инстинкту.

Но даже мой разумоноситель способен сопротивляться: мое теловстало, преодолевая сонливость, помотало тяжелой головой, почти на ощупь взялокофемолку, привычно засыпало, закрыло, смололо, перелило воду, засыпало снова,дождалось вздымающейся шапки пены, сняло и, не давая отстояться, перелило вчашку, а ноздри то ли его, то ли уже мои ловили бодрящий запах этоголегализованного наркотика, губы вытянулись трубочкой, я отхлебнул жадно,обжигаясь, но, быстро впитываясь уже во рту и в глотке, кофеин начал гонятькровь, в мозгу прояснилось, я вспомнил все, что было вчера и что обязательнонадо сделать сегодня.

Однако, перекрывая все мысли и чувства, всплыло горькое:сколько я наслышался чуши, вроде напыщенного: кто умер, но не забыт, тотбессмертен! Это все красиво, неверно… нет, пусть даже очень верно – сточки зрения общества. Но ведь то некое общество, то совсем другие люди, аэто – я, я!.. Меня не будет! Я себя не смогу чувствовать! Что мне до того,что почувствует или будет продолжать чувствовать какое-то общество! Мир исчезнет,исчезнет, исчезнет…

Или вот еще одна напыщенная чушь: бессмертие животных –в потомстве, человека же – в славе, заслугах и деяниях. Только тот,дескать, способен на великие деяния, кто живет так, словно он бессмертен. Да,это все так, если с точки зрения общества! Но я – не то общество. Ясам – общество. Я сам – замкнутый и совершеннейший мир. Я не хочуисчезать, даже если это принесет агро-о-омаднейшую пользу какому-то тамобществу, а они все какие-то там, ибо то всего лишь они, общества, пусть дажетам общество всех-всех людей на свете, но зато на этой чаше весов – я, самя!

И я для себя во сто миллиардов раз дороже, чем все люди насвете, чем все человечество, чем вся галактика или даже метагалактика…

Я ощутил, что всхлипываю от ужаса. Вернулся в ванную,всмотрелся в это существо, заставил его сделать смайл, закрепить этот смайл,быть готовым в любой момент продемонстрировать смайл, оделся и вышел, поручивразумоносителю проделать за меня все алгоритмизированные движения по запираниюквартиры, вызыванию лифта…

На службу явился ближе к концу рабочего дня. Показалось, чтоМарина посматривает несколько удивленно, но помалкивает. Рабочий день тянулсяневыносимо долго. В уголке компа зелеными цифрами часики, страшно смотреть нена минуты или даже секунды, а на доли секунды. Сердце сжимается от тяжелойтоски. Это уходит моя жизнь, утекает, и нет никакой возможности ее остановить,продлить, что-то сделать… Наверняка есть пути, не может не быть, но жизньуходит, я хочу остановить ее сейчас, в этом возрасте, навсегда остатьсядвадцатидевятилетним… пусть даже тридцати-, но остановить время!..

Вавилов, хохоча, рассказывал:

– Пришел мужик к врачу, жалуется: доктор, мне один врачсказал, чтобы я исключил мучное, другой велел не есть мясного, третий –молочного… Кому верить, доктор? А тот подумал и отвечает: я бы порекомендовалпридерживаться их рекомендаций, а со своей стороны посоветовал бы исключить ещеи растительную пищу…

Все смеялись, веселые и довольные, что рабочий день вот-воткончится, что обещанный дождь не состоялся, что зарплату выдали без задержек ичто троллейбусную остановку перенесли ближе к нашему зданию.