Жизнь и чудеса выдры - Хейзел Прайор

Возможно, если бы речь шла о стремительно прогрессирующем заболевании, вроде опухоли мозга, как у их матери, Джулс ко всему отнеслась бы иначе. Загвоздка состояла в незримой, неопознанной природе болезни. Или Джулс не хотела в это верить, потому что не могла справиться с еще одной семейной трагедией? А может, дело было в банальном хладнокровии?

Жизнь была несправедлива, и Фиби испытывала внутреннюю потребность питать к кому-то неприязнь. Джулс, с ее вечным позитивом, менторским тоном и тотальной неспособностью к сопереживанию, оказалась идеальной мишенью. Фиби любила сестру, но и не могла не ненавидеть ее.

Джулс пустилась в воспоминания о какой-то очередной студенческой шалости, в ходе которой ей пришлось напяливать вязаные кардиганы на статуи.

Она требовала конкретных реакций на свои истории. Если слушатель не отвечал должным образом, она, как правило, повторяла свой монолог чуть-чуть другими словами, драматичнее и громче.

Фиби хотелось просто полежать в тишине. Ее нервы были уже на пределе, когда она услышала звук открывающейся входной двери и смогла выдавить из себя:

– Папа только что вернулся. Я передам ему трубку.

Эл подбежал к ней. Она протянула ему телефон и на ватных ногах вернулась в постель.

* * *

Травля началась через год после смерти Рут, когда Фиби было двенадцать. Она скучала по матери гораздо больше, чем показывала, но остальные члены ее семьи были так убиты горем, что, казалось, для ее собственного в доме попросту не осталось места. За окном продолжал жить своей жизнью шумный и гудящий Бирмингем. Фиби прилежно носила свое разбитое сердце в школу. Там ее пару раз отправили на прием к школьному психологу, вежливой круглолицей женщине, которая спросила, как Фиби себя чувствует.

– Есть хочу, – ответила она.

Фиби никогда не упоминала о том, насколько оторванной от своих сверстников она себя чувствовала из-за этой ужасной потери. Она набивала свою внутреннюю черную дыру пончиками, печеньем и любыми сладостями, какие только могла найти.

Однажды, приближаясь к группе мальчишек в школьном коридоре, она заметила, как Том Кроули засунул себе под свитер рюкзак и поглаживал его, будто это был его живот. Проходя мимо них, она услышала брошенное ей в спину: «Жируха Фезерстоун», – а когда обернулась, то увидела, что он идет прямо за ней комичной, как у утки, походкой, сопровождаемый громким хохотом своих приятелей.

К несчастью, позже ей снова пришлось пройти мимо их компании, чтобы забрать свои книги. На этот раз у них у всех под свитерами были большие выпуклости.

Голову выше. Продолжай идти.

Фиби старалась держаться с достоинством, пока Том не подставил ей подножку и она не рухнула лицом в пол.

– Ой, прости! – ухмыльнулся он.

Затем один из его дружков «случайно» наступил ей на руку. Это было только начало.

Прежде она находила в школе спасение от тоски, пропитавшей их осиротевший дом, но теперь это место стало источником вечного страха. Единственной передышкой оставались сами уроки. Фиби вечно засыпала учителей вопросами (Сколько весит облако? Правда ли, что древние римляне полоскали рот мочой? Есть ли у головастиков легкие?) Она спрашивала, потому что ей было интересно, но увы, сверстники считали это подхалимством. Вскоре она научилась не высовываться, чтобы избежать побоев на детской площадке, но к тому времени было уже слишком поздно. Страдания заставили ее искать утешения в сахаре и углеводах, и она продолжала набирать вес, что давало хулиганам все больше поводов для насмешек. Она понимала, что это порочный круг… но факт оставался фактом: бисквитные пирожные были приятнее, чем большинство людей.

Затем кто-то придумал созвучную с ее фамилией кличку: «Фиби Бегемот».

– Привет, Бегемот! – скандировали дети, завидев ее, или писали записки оскорбительного содержания, которые передавались по классу под всеобщее улюлюканье.

Тогда Фиби поняла, насколько большой вес имеют имена и как радикально они способны изменить то, как тебя видят в обществе. И даже то, как ты сама видишь себя.

Она навсегда запомнила тот урок биологии. Учитель писал на доске список парнокопытных животных («жираф», «кабан» и «верблюд») и попросил класс дать дополнительные примеры. Том Кроули поднял руку и выкрикнул: «Бегемот!» Учитель, не подозревая о двойном значении этого слова, добавил его в список. Едва он ушел после урока, Том подбежал к доске и обвел слово «бегемот» мелом, подстрекая толпу. Фиби, задыхаясь, выбежала на игровую площадку, преследуемая своими мучителями. Они схватили ее, заломили руки за спину и сунули ей под одежду охапку жгучей крапивы.

Оглядываясь назад, она понимала, как глупо было никому не рассказывать о травле. Но в то время молчание казалось единственным выходом. Все знали, что стукачей травили еще сильнее, и Фиби оказалась бы в еще большем одиночестве, чем когда-либо, потому что любой, кто раньше был к ней добр, также стал бы мишенью.

Да и потом, ее отец еще не оправился от смерти матери… Как она могла доставить ему лишние хлопоты? То, что она тоже была в трауре (о чем ее одноклассники даже не подозревали), роли не играло. Возможно, ее горе проявлялось по-другому.

Когда она заболела, вес резко снизился. Обидные прозвища прекратились. Это было слабое утешение. Если бы ей дали выбор, она бы с радостью вернула себе все ушедшие жировые отложения, лишь бы ни минуты больше не терпеть эту невыносимую боль.

Фиби становилась все тише и тише. Она неделями пропускала школу, потому что слишком плохо себя чувствовала. По мере сил она занималась дома, пытаясь нагнать упущенное. Когда пришло время выпускных экзаменов, она пришла в школу, закинувшись обезболивающими и кофе. Учителя пророчили, что она станет круглой отличницей, но в итоге в аттестат проникли четверки и тройки. Она знала, что была способна на большее. Она хотела изучать биологию и антропологию в Даремском университете, но не набрала проходной балл.

В университет ее все равно приняли. Но на занятия она не приехала. К тому времени выходить из дома было слишком больно.

Добрососедские отношения

Когда Эл положил трубку, Фиби грызла ногти и смотрела в окно. Он решил не говорить ей, что так и не отвез картофель Кристине. Она только расстроится, а картошка легко продержится еще день или два. В крайнем случае он накопает еще и угостит свежей. Эл пораскинул мозгами, пытаясь придумать другую тему для разговора. Что-нибудь такое, что отвлекло бы Фиби от разрушительных мыслей.

– Интересная штука сегодня приключилась.

– Какая штука? – Ему удалось пробудить в ней любопытство.

– В саду у мистера Бовиса растет несколько изумительных кустов с гортензиями,