Чувство реальности. Книга 1 - Полина Дашкова

Гражданка США Мери Григ, 1975 года рождения. Вся такаясвеженькая, новенькая, будто только что сошедшая с обложкиумеренно-интеллектуального молодежного журнала, вся сверкающая здоровьем,промытая до блеска, пропахшая туалетной водой “Кензо” и мятной, жвачкой.

Встречать в аэропорту ее должен Стивен Ловуд, сотрудникпосольства США, официально – заместитель атташе по культуре, на самом делеофицер ЦРУ. Маша знала его в лицо, когда-то он преподавал в разведшколе. Полегенде Ловуд был близким другом ее родителей, погибших в автокатастрофе.Макмерфи удачно это придумал.

Всегда надежней, когда в легенде есть определенная доляправды.

По радио объявили, что через несколько минут пассажирамбудут предложены беспошлинные товары “Аэрошопа”. Поскольку самолет все ещенаходится в зоне гранулентности, пассажиров просят вернуться на свои места ипристегнуться ремнями безопасности. В дверь туалетной кабинки настойчивостучали.

– Занято! – крикнула Маша.

Из потайного кармана сумочки она достала плотный маленькийконверт. Внутри лежала тонкая стопка фотографий. На них были запечатлены семьмужских физиономий, совершенно разных. С бородой и с усами. Только с усами. Сдлинными волосами и гладко выбритым лицом. С трехдневной щетиной на щеках и подносом, но с обритым черепом. На самом деле это были вовсе не фотографии, асоставленные на компьютере фотороботы одного и того же человека, который мог зачетырнадцать лет не только изменить свою внешность, но и изменитьсяестественным образом до неузнаваемости.

В дверь опять постучали.

– Одну минуту! – крикнула Маша.

– Девушка, с вами все в порядке? – громко спросиластюардесса.

– Да!

– Тогда выйдите и вернитесь на свое место.

– Да, сейчас!

Маша принялась не спеша, внимательно рассматривать каждыйпортрет, затем мелко рвала и бросала в дырку унитаза.

Уничтожив портреты, все до единого, она нажала рычажокслива. Разноцветные клочки со свистом исчезли в воздушном пространстве, где-тонад Атлантикой.

У Евгения Николаевича Рязанцева так дрожали руки, что он немог расстегнуть верхнюю пуговицу рубашки. Ворот душил его. Ткань стала мокройот пота и прилипла к шее. Провозившись несколько минут, он просто рванул изовсех сил, и сразу три пуговицы с тихим стуком посыпались на кафельный пол.

– Я могу побыть один? – спросил он глухо.

– Здесь? Или проводить вас в кабинет главврача? – вежливоуточнил майор ФСБ Птичкин.

– Здесь. С ней.

Все молча вышли. Дверь оставили приоткрытой.

– Слушай, Егорыч, но нам придется допросить его сегодня, –донесся до майора интимный шепот Птичкина, – не получится скрыть. Да и какаяразница? Не сегодня, так завтра он все равно узнает.

– Завтра – пожалуйста, сегодня – нет, – прошептал в ответЕгорыч.

– А если он захочет новости послушать в машине?

– Отвлеку как-нибудь. Это мои проблемы. К тому же в новостяхговорится, что убит некий гражданин США, которого зовут Тим Брелтон. Об этомпопросили сами американцы и предложили фальшивое имя. Потом, в случае чего,можно сослаться на какую-нибудь мелкую сошку из пресс-центра МВД, которая незнает английского и перепутала латинские буквы.

– Ну хорошо, – не унимался Птичкин, – а если кто-нибудь изжурналистов к нему прорвется?

– Не прорвется. До завтрашнего утра я никого близко неподпущу.

– Ты прямо как нянька с ним возишься, честное слово, –покачал головой Птичкин.

– Мне платят за это.

Арсеньев успел заметить, что усатый майор хорошо знаком сначальником охраны партийного лидера и у них много общих секретов. При встречеони не просто поздоровались за руку, а расцеловались троекратно и потомпостоянно шептались о чем-то.

Из анатомического зала послышался тихий сдавленный вой,больше похожий на волчий, чем на человеческий. Птичкин вопросительно взглянулна Егорыча. Тот слегка помотал головой и прикрыл дверь. Но вой все равно былслышен и разрывал душу.

– Может, лучше сразу сказать? – громко прошептал майор.

– Перестань, мы все уже решили, – поморщился Егорыч.

– Он ведь воет потому, что думает, будто она его любила. Аесли узнает про американца…

– Наоборот, – повысив голос, перебил Егорыч, – если узнает,будет еще хуже. Я же объяснил тебе, у него сегодня прямой эфир на первом каналев вечерних новостях. Он должен быть как огурчик.

– Да уж, огурчик, – с легкой усмешкой прокомментировал майорочередную волну воя.

Егорыч ничего не ответил и неприязненно покосился наАрсеньева.

Все здесь были свои, а Арсеньев чужой. Ему это сразу далипочувствовать, никому не представив, не сказав ни слова и проскальзывая мимонего глазами, словно он не человек, а пустое место. Так нарочито невежливоведут себя братки-быки, середнячки уголовного мира, если в каком-нибудьобщественном месте, в ресторане например, в их компанию попадает случайныйнеопасный чужак, которого почему-либо нельзя прогнать.

Майор слишком устал, чтобы реагировать на такую ерунду. Емухотелось домой, в душ и в койку. Он знал, что проспит часов десять, не меньше,а потом, на свежую голову, решит, стоит ли докладывать начальству о странномразговоре с ординатором.

Вой прекратился. Через минуту дверь открылась. ЕвгенийРязанцев, бледный до синевы, уперся красными сухими глазами в лицо Арсеньеву иотрывисто произнес:

– Вы, как я понимаю, первым оказались на месте преступления.

– Я приехал по вызову. Первой была домработница убитой.

– Это я знаю, – кивнул Рязанцев, – я хочу побеседовать свами. Где это можно сделать?

Через несколько минут они сидели в мягких креслах в кабинетеглавного врача. Работал кондиционер. Окна были защищены от горячего закатногосолнца плотными жалюзи. Хозяин кабинета, высокий пожилой человек в хрустящембелом халате, тактично удалился, распорядившись насчет прохладительныхнапитков. Рязанцев залпом выпил ледяной воды, закурил и нарочито спокойноспросил:

– Почему у нее такое лицо? Ее пытали?

– Ну, это не ко мне, это к медэксперту, – пожал плечамиАрсеньев.

– Ваш эксперт пьян. От него за версту разит.