Золотая чаша - Генри Джеймс

Шарлотта удержала княгинюшку еще на мгновение. Последнее слово должно остаться за ней, иначе ее демарш выродится в простую бестактность.

– Это уже гораздо больше, чем я смела надеяться. Я просто хотела услышать от тебя, что ничего такого нет.

– Что ж, ты это услышала.

– Честное слово?

– Честное слово.

Наша юная приятельница не сделала попытки уйти первой. Шаль, уже не стискиваемая судорожной рукой, свободно свисала с ее плеча, сама же она стояла неподвижно, как бы ожидая, не потребуется ли что-нибудь еще, пока с нее не снимут груз. И очень скоро она поняла, что ее испытание еще не закончено. Она увидела это в лице Шарлотты, почувствовала холодок в воздухе, довершивший ледяной холод их взаимного клятвопреступления.

– Тогда давай поцелуемся?

Она не смогла сказать «да», но не сказала и «нет». Застыв на месте, она в глубине души поражалась тому, как далеко отступила Шарлотта с занимаемых позиций. Но тут было и что-то другое, и в тот самый миг, когда этот противоестественный поцелуй коснулся ее щеки, она поняла, что именно: в дальнем конце комнаты отворилась дверь, и игроки в бридж, забросившие свои карты, остановились на пороге при виде трогательной картины. Отец Мегги и ее муж шли впереди и первыми увидели, как Шарлотта обнимает ее – что с их точки зрения выглядело совершенно так же, как если бы она обнимала Шарлотту.

13

Три дня спустя, в минуту затишья, отец спросил Мегги, что она думает о вновь прибывших гостях – Дотти и Китти, ставших теперь еще более рьяными, чем прежде, и о некогда такой устрашающей миссис Рэнс. Результатом этого вопроса стало то, что отец с дочерью, отделившись от остальной компании, углубились в парк, совсем как в прошлый приезд этих милых особ, которые когда-то волновали их значительно больше. В тот раз дело закончилось долгой беседой на уединенной скамье под вековыми деревьями, в ходе которой и возник некий вопрос, ставший, по мнению Мегги, «исходной точкой» всей нынешней ситуации. Итак, карусель времени совершила полный оборот, и вот они снова стоят лицом к лицу, пока остальные попивают чаек на террасе. Снова они «улизнули» от всех, как выразился в обычной своей непринужденной манере мистер Вервер, уступив тому же побуждению, что и в тот далекий осенний день, когда они переживали свои давно уже позабытые тревоги.

Могло показаться очень забавным, что когда-то у них вызывали тревогу миссис Рэнс и барышни Латч (при том, что в то время пугающие симптомы были выражены у этих очаровательных особ куда меньше). Могло также показаться забавным, что эти безобидные, в сущности, дамы представлялись им настолько опасными, что потребовали принятия срочных оборонительных мер. Отец и дочь с удовольствием обсуждали свои впечатления от их повторного приезда; в последнее время Мегги стала замечать, что они при всякой встрече с огромным увлечением беседуют о людях, которые их на самом деле нисколько не интересуют, – а таких людей вокруг них собрались уже положительно несметные толпы. Вот и сейчас они азартно воскрешали прошлое, находя, что три обаятельные дамы позволяют куда лучше имитировать заинтересованность разговором, нежели, скажем, Каслдины с их приятелями. Каслдины им были пока в новинку, к ним еще нужно было приладиться, – опять-таки, как представлялось Мегги, – тогда как компания из Детройта и Провиденса навевала множество воспоминаний о Детройте и Провиденсе, давая обильную пищу для разговора и веселого подтрунивания.

Помимо всего прочего, в этот день отцу с дочерью отчего-то вдруг нестерпимо захотелось побыть вдвоем, словно бы отдохнуть от долгого и тяжкого, но никогда не называемого вслух труда; побродить по парку рука в руке, закрыв печальные и – какие же, если не донельзя усталые? – глаза, чтобы другая пара глаз не увидела этой безмерной усталости. Словом, им захотелось хоть на полчаса вновь изведать счастье быть просто отцом и дочерью, и они ухватились за первый попавшийся удобный предлог. Теперь один из них еще и муж, другая – жена (ого, и еще как!), они прочно связаны с другими людьми, но стоило только присесть на старую скамью, зная, что общество на террасе, как и в тот раз, обогащенное присутствием соседей, прекрасно обойдется без них, – и вот уже они как будто отплыли в лодке, оставив на берегу жен, и мужей, и все невероятные сложности, распустившиеся пышным цветом в жаркой и влажной атмосфере тропического острова. Здесь, в лодке, они снова отец и дочь, а горемычные Китти и Дотти служат им не то веслами, не то парусами. Мегги вдруг пришло в голову: почему бы им не жить постоянно в этой лодке, хотя бы в том, что касается их двоих? И вместе с этим вопросом на нее повеяло дыхание новой надежды: нужно просто-напросто в будущем общаться друг с другом, не затрагивая брачных отношений каждого. В тот прошлый чудесный вечер на этом же самом месте отец был до последней степени холостяком, и это обстоятельство, так сказать, умеряло произошедшие в их семье перемены. Так пусть же сегодняшний чудесный вечер напоминает тот прошлый чудесный вечер; можно с уверенностью предсказать, что это будет необыкновенно приятно и освежающе. В конце концов, что бы ни случилось, они всегда есть друг у друга; в этом и заключается их тайное сокровище и спасительная правда. Кто может сказать, чего только они не совершат вместе?

Тем временем дело приближалось к шести часам, золотистый июльский вечер лежал над обступившими поместье лесами Кента, а отец с дочерью успели проанализировать социальную эволюцию своих старинных приятельниц, которые, сколько можно судить, по-прежнему рвутся к недостижимому, так и не выйдя за пределы родных городов в отношении своего нравственного, финансового, разговорного – как бы это назвать? – снаряжения, и неизменно появляются вновь и вновь, словно кочующее племя Вечных Жидовок[54]. В конце концов наша парочка истощила свое остроумие, всесторонне обсудив своих милых подружек, – чтобы не сказать зверушек, – и Мегги после короткой паузы заговорила совсем о другом; вернее сказать, связь между двумя темами имелась, но ее трудно было заметить с первого взгляда.

– Я сейчас не показалась тебе смешной, когда удивлялась, чего ради некоторые люди так стараются? Ты не считаешь, что это был… ну, дурацкий вопрос, что ли?

– Дурацкий? – удивился мистер Вервер.

– Я хотела сказать – слишком надменный, будто бы с высоты нашего счастья. Или вообще нашего положения в целом, это я имела в виду. – Мегги говорила как бы из обычной