Золотая чаша - Генри Джеймс

Возможно, все было бы гораздо проще, если бы ты предоставила мне такой случай. Как видишь, мне пришлось воспользоваться тем, который подвернулся сам.

Они стояли в центре огромной комнаты, и Мегги чувствовала, что воображаемая сцена, какой она представлялась ей двадцать минут назад, теперь населена вполне. Несколько откровенных слов Шарлотты наполнили ее до краев, и в равной мере сознание Мегги было переполнено тем, какую роль ей предстоит сыграть в сегодняшнем спектакле. Шарлотта сразу вышла на середину, волоча за собою шлейф; она стояла, прекрасная и свободная, всем своим видом и каждым жестом подтверждая решительность своих слов. На плечах Мегги все еще была шаль, которую она захватила, выходя в сад, – княгинюшка нервно куталась в нее, словно ища укрытия, словно прикрываясь от своего унижения. Она выглядывала из-под этого импровизированного капюшона, похожего на головной убор нищенки, побирающейся у дверей богатой гордячки; она и стояла, словно нищенка, и в глазах у нее светились признания, с которыми она была не в силах совладать. Она попыталась слабо откликнуться:

– О чем же спросить? – но весь ее облик, с ног до головы, выдавал Шарлотте, что она знает.

Мегги слишком хорошо сознавала, что это видно. Бесполезно было пытаться спасти жалкие остатки достоинства, оставалось только одно – любой ценой, хоть бы даже в нарушение всякой логики, попытаться сделать вид, что ей не страшно. Если бы только удалось притвориться, будто ей ни капельки не страшно, можно было бы также сделать вид, будто ей и не очень стыдно – не стыдно бояться; это единственная разновидность стыда, которую можно было ей приписать, а в основе все-таки лежал страх. Впрочем, ее вызов, ее изумление и ужас, слившиеся в единое размытое пятно, очень скоро лишились всякого значения, так как подавляющее превосходство Шарлотты стало к этому времени настолько очевидно, что даже следующие ее слова почти ничего не могли к нему прибавить.

– У тебя есть какие-то основания жаловаться на меня? Ты считаешь, что я тебя чем-то обидела? Я, наконец, имею право спросить тебя об этом.

Так они и стояли, глаза в глаза, и стояли довольно долго. Мегги не отвела взгляд; хоть этого позора удалось избежать.

– Почему ты спрашиваешь?

– Просто хочется понять. Ты так долго пренебрегала этим моим естественным желанием.

Мегги выждала полминутки.

– Так долго? Значит, ты подумала…

– Я хочу сказать, моя дорогая, что я видела. Неделю за неделей я наблюдала, как ты, по всей видимости, о чем-то думаешь. Что-то тебя беспокоит. Я в какой-то мере ответственна за это?

Мегги собрала последние силы.

– Боже мой, что же это такое может быть?

– О, этого уж я не могу себе представить! Очень не хотелось бы делать какие-то предположения. Насколько мне известно, я ни в чем перед тобой не провинилась, – сказала Шарлотта, – и ни перед кем из тех, кто тебе достаточно дорог. Если я и сделала что-то не так, то это случилось нечаянно, и я очень прошу тебя честно мне сказать. Мне показалось, в последнее время ты стала вести себя со мной совсем по-другому, но, конечно, я могу и ошибаться. Если так – тем лучше. Я была бы очень этому рада.

Мегги заметила, что она говорит все более и более непринужденно, как будто с каждой минутой все больше обретает уверенность, слыша звуки собственного голоса и видя, как воспринимаются ее слова. Шарлотта поняла, что взяла верный тон, что, обдумывая этот разговор заранее, пожалуй, преувеличила трудность своей задачи. Трудности-то не так уж велики, и все уменьшаются по мере того, как съеживается ее противница. Мало того что она получила возможность делать то, что задумано, – она уже и сделала это, и подвела черту. От всего этого Мегги только острее сознавала, насколько важно ей продержаться до конца.

– Ты сказала: «я могу и ошибаться»? – Голос княгинюшки почти не дрожал. – Ты и в самом деле ошибаешься.

Шарлотта ответила великолепным бестрепетным взглядом.

– Ты совершенно уверена, что ошибаюсь только я одна?

– Я могу только сказать, что у тебя сложилось ложное впечатление.

– Вот как! Ну что же, тем лучше. Но раз уж оно сложилось, необходимо было поговорить об этом рано или поздно. Такое у меня правило, видишь ли. А теперь я рада, что заговорила, – прибавила Шарлотта. – Я тебе очень благодарна.

Как странно – с этой минуты Мегги тоже вдруг начало казаться, что трудности рассеиваются прямо на глазах. Шарлотта приняла ее объяснение, как будто дала слово не ухудшать дело больше, чем нужно. С этим Мегги стало гораздо легче возводить здание вранья, и она не замедлила уложить на место еще один кирпичик.

– Видимо, тебе как-то нечаянно почудилось что-то такое, о чем я совсем не думала. У меня никогда и в мыслях не бывало, будто ты меня чем-то обидела.

– Неужели подобная вещь могла прийти мне в голову? – осведомилась Шарлотта.

Мегги даже не пыталась ответить, но смотрела на Шарлотту уже намного спокойнее. Помолчав, она высказалась по существу дела:

– Я тебя… Я тебя ни в чем не обвиняю.

– Какое счастье!

Эти слова Шарлотта произнесла чрезвычайно выразительно, чуть ли даже не со смехом, и Мегги не смогла бы продолжать, если бы не подумала в эту минуту об Америго – ему ведь тоже пришлось лгать Шарлотте, он пошел на это ради своей жены, значит, выдержит и она. Ему тоже, наверное, было трудно. Образ Америго, сражающегося с этим ослепительным существом, как сражалась сейчас Мегги, стоял у нее перед глазами, и где-то вдали вдруг забрезжил прямой и сильный луч, озаривший все вокруг до самых потаенных уголков. Америго подал ей пример, и она, как говорят, «не подвела». Значит, они опять вместе, они заодно, а Шарлотта, хоть и стоит перед ней, сверкая горделивым великолепием, на самом-то деле затеряна где-то там, в темноте, ее терзает одиночество и изматывают заботы. У княгинюшки сердце так и взыграло, несмотря на только что пережитое унижение: все-таки она не сбилась с верного пути, и за это будет ей награда, подобная редкостному цветку, сорванному на немыслимой крутизне у самого края пропасти. Все было сделано правильно, пусть и пришлось сжульничать, как выразилась про себя Мегги. Теперь главное – ни на волос не уклониться в сторону правды. Мегги ощутила в себе новые силы.

– Уверяю тебя, тут одно только сплошное недоразумение. Уверяю тебя, мне ни на минуту даже не мерещилось, будто я могу как-нибудь пострадать из-за тебя. – Поразительно – ей удалось не только удержаться на прежнем уровне вранья, но еще и приукрасить его. – Уверяю тебя,