Чувство реальности. Книга 1 - Полина Дашкова

Рыжие брови опустились так низко, что почти прикрыли глаза,рот вытянулся в трубочку, пухлые щеки втянулись.

– Вика была женщиной-вамп, то есть она хотела быть вамп, номногое мешало. Например, провинциальное детство, бедненькое, скучное. Как верноподметил гениальный Зигмунд Фрейд, человеку трудно преодолеть своевнутриутробное и младенческое подсознание.

В коридор вышли наконец фээсбэшники, Арсеньев вздохнул соблегчением.

– Здравствуйте, господа офицеры! – Феликс вытянулся постойке смирно, выпятил пузо и прижал руки к толстым бокам. – Нечаев,заместитель убитой, к вашим услугам. Меня, как я понимаю, пригласили дляопознания, – он взял с подоконника букет, аккуратно расправил целлофан ипонюхал розы.

– А, да, пройдите, пожалуйста, – слегка поморщился майорПтичкин, приглашая заместителя в анатомический зал.

Арсеньев последовал за ними. Феликс медленно, торжественноприблизился к цинковому столу со своим букетом. Несколько минут он смотрел вмертвое лицо Кравцовой. Саня видел, как раздвинулись его губы в странномболезненном оскале, раздулись ноздри, поползли вниз, а потом вверх, рыжиеброви.

– Вика, Вика! – произнес он громко, с какой-товопросительной интонацией, словно окликал ее и надеялся, что она услышит.

Когда ему надо было расписаться на бланке, он выронил своирозы.

– Это вы ей цветочки принесли? – спросил ординатор, поднимаяс пола букет.

– Ну не вам же! – хохотнул Феликс. – Вы банку найдите,поставьте в воду, только не забудьте обрубить стебли наискосок и срезы обжечь.А в воду обязательно аспиринчику добавьте, пару таблеток. Найдется у васаспирин?

Наконец он удалился, и все отправились курить вординаторскую.

– Ну, как поговорили с дипломатом? – с усмешкой спросилмайор Птичкин.

– Ничего поговорили, – пожал плечами Арсеньев.

– И что он тебе предлагал?

– Дружить семьями.

* * *

Съемка закончилась только в половине четвертого. Примерночас пришлось пить кофе с королевой и ее свитой. Королева потребовала вместообычного сахара коричневый, низкокалорийный. Повариха поставила на стол ещеодну сахарницу, и Рязанцев шепотом попросил ее принести телефон. Она кивнула искрылась в кухне. Но тут Кругловой пришло в голову снять, как они пьют кофе.

– Не хватает более непринужденного, теплого разговора овашей семье, – объяснила она, – и вообще все получилось как-то слишкомформально, невкусно.

Не дожидаясь его согласия, свита взялась за работу. Гримершапричесала и напудрила сначала Круглову, потом Рязанцева. Операторы включиликамеры.

– Как же вы познакомились с вашей женой?

– Мы учились на одном курсе, – начал он немного раздраженно,– послушайте, я ведь все рассказал.

– Евгений Николаевич, я понимаю, вы устали. Мы все устали.Но придется еще поработать, – произнесла она тоном терпеливой учительницы,которая объясняет простейшие вещи тупому ученику, – мы с самого началаусловились, что без деталей не обойтись.

– Что же вы хотите услышать? – спросил он, рассеянно ибезнадежно глядя на часы.

Ей хотелось услышать то, о чем ему было неприятновспоминать. Он никому не рассказывал этого, но все знали, она, разумеется,тоже.

– Вы приехали из Саратова, поступили в Московскийуниверситет, на исторический факультет, – начала она задумчиво и тепло, словнособиралась погрузиться вместе с ним в милые сердцу воспоминания юности, – выжили в общежитии, ночами подрабатывали, разгружали вагоны на товарной станциии, наверное, как все иногородние студенты мечтали жениться на москвичке…

– Или как все иногородние студентки выйти замуж за москвича,– продолжил он, глядя ей в глаза с вялой насмешкой.

У нее была очень похожая история. Она тоже никому нерассказывала, но все знали.

– Ну ладно, ладно, – она презрительно сморщилась, – ясогласна, не стоит на этом акцентировать внимание. Давайте просто, о любви.Когда вы поняли, что влюблены в вашу жену?

– Почти сразу, как увидел ее, – привычно соврал Рязанцев ипоискал глазами кого-нибудь из домашних, все равно, кухарку ли, начальникаохраны. Но все, как нарочно, испарились.

– То есть это была любовь с первого взгляда, – подсказалаКруглова. – Вы верите в такую любовь?

– Да, конечно. Как же мне не верить, если мы прожили вместедвадцать пять лет и не надоели друг другу?

– О, так в этом году вам предстоит праздновать серебрянуюсвадьбу? – обрадовалась ведущая. – Ваша жена в честь такого знаменательногособытия должна прилететь из Италии.

– Лучше я сам к ней слетаю. Когда мы были молодыми ибедными, мы мечтали отпраздновать серебряную свадьбу в Венеции.

– Замечательная мечта. Очень красивая, – одобрительнокивнула Круглова. – Вы верили, что она сбудется?

– Не знаю. Мы просто мечтали. Это было что-то вроде игры.

– Да, понятно. Так как же вы познакомились?

Он сразу переключился на автопилот. Слова полились самисобой. Он принялся рассказывать то, что повторял уже десятки раз. Во времязимней сессии он заболел, простудился, пришел на первый экзамен с температуройтридцать восемь, умудрился ответить и вышел из аудитории вялый, потный, ковсему безразличный, настолько, что даже не заглянул в зачетку. В коридорестояла стайка девочек, они болтали, курили, он прошел мимо, шатаясь и ни накого не глядя. Одна из них его окликнула, спросила, сдал ли он экзамен и чтополучил. Он ответил: не знаю, поплелся дальше, к раздевалке. Девочка догналаего, взяла из рук зачетку, сообщила, что у него “отлично”, и тут заметила, какужасно он выглядит.

– Что было дальше, я почти не помню. Галя отвела меня вмедпункт, там измерили температуру, дали аспирину, сказали, что надо ехатьдомой и ложиться в постель. Галя поймала такси, повезла меня к себе домой. Ееродители в это время отдыхали где-то, квартира была пустая, и ей стало жалковезти меня, такого больного и несчастного, в общагу.

– А до этого вы обращали внимание друг на Друга?

– Ну, постольку поскольку… Я смотрел на нее на лекциях и нерешался подойти. Она такая красивая, неприступная, в нее было влюблено многомальчиков на нашем курсе.

– Вы боялись конкуренции? – Круглова едва заметноусмехнулась.

– До сих пор боюсь, – признался он и стал врать дальше, ужесовершенно машинально. История его брака, когда-то выдуманная наспех, радиодного из первых интервью в жалкой желтой газетенке, и теперь заученнаянаизусть до оскомины, лилась сама собой, не требуя его участия.