Чувство реальности. Книга 1 - Полина Дашкова

– Ты блефуешь, девочка моя, – покачал головой Григорьев, – утебя в детстве была дурацкая привычка сдирать корочки с подживших ссадин, досих пор все коленки в шрамах. Ну что ты молчишь? Нечего возразить?

Маша быстро взглянула на него снизу вверх и рассмеялась.

– Прекрати! – крикнул Григорьев. – Мы говорим о серьезныхвещах, не вижу ничего смешного.

– Напрасно, папочка. Всегда и во всем надо видеть что-нибудьсмешное. Ты сам меня учил этому. Знаешь, где находится загородный дом господинаРязанцева? В поселке Малиновка по Ленинградскому шоссе. Всего в пяти километрахот деревни Язвищи. Именно там, в Язвищах, была лесная школа, в которую меняотправила бабушка в ноябре восемьдесят пятого.

Сане Арсеньеву не давали покоя эти несчастные шестьдесятминут. Почему женщину убили не сразу? Что произошло за час? От нее хотелиполучить какие-то сведения? Но в таком случае ее скорее всего пытали бы, ну илиударили пару раз. От побоев и пыток остаются следы. Однако их нет. Никакихвидимых повреждений на теле, кроме смертельной дырки в голове.

Вряд ли у убийцы хватило терпения на спокойную получасовуюбеседу. Самый твердокаменный профи все равно нервничает во время работы, икогда ему приходится допрашивать свою жертву, бьет ее, даже если она готоваответить на все вопросы. Бьет, чтобы психологически разрядиться.

Впрочем, Саню Арсеньева все это уже не касалось.

Когда в квартире появилась опергруппа ФСБ, началсяспектакль. Майор Птичкин, полный, совершенно лысый, но с пышными усами,похожими на воробьиные крылья, набросился на Арсеньева, заявил, что все не так,свидетельницу отпускать не следовало, трупы увезли слишком рано и теперь нетникакой возможности работать по горячим следам, поскольку он, майор Арсеньев,позаботился о том, чтобы все эти драгоценные следы были уничтожены.

– Я получил приказ из прокуратуры вывезти трупы как можнобыстрее, пока не появилась пресса, – терпеливо объяснил Арсеньев. Он былуверен, что опергруппа ФСБ не могла не знать этого.

– Нет, а я не понял, чего вам-то помешало раньше приехать? –встрял смелый Остапчук, но в ответ не удостоился даже взгляда. Майор Птичкинтолько презрительно пошевелил усами.

Ясно, что известие об этом убийстве вызвало нешуточнуюпанику во всех инстанциях, в МВД, в ФСБ, в Прокуратуре. Начальство на всехуровнях нервно соображало, кого можно послать и как сделать, чтобы во внешниймир просочилось как можно меньше информации.

Убитая, Кравцова Виктория Павловна, являлась руководителемпресс-службы думской фракции “Свобода выбора”, а ее гость, гражданин США ТомасБриттен, являлся сотрудником крупнейшего американского Медиа-концерна“Парадиз”, был прикомандирован к этой самой пресс-службе в качествеконсультанта по связям с общественностью.

Поговорив по телефону, майор Птичкин мрачно сообщил, чтомайору Арсеньеву придется ехать вместе с ними в морг вслед за трупами.Представитель посольства туда уже направляется и требует, чтобы при опознанииприсутствовали не только сотрудники ФСБ, но и милиция, причем не простокакой-нибудь милиционер, а именно тот, который первым оказался на местепреступления.

Остапчука отправили домой, квартиру опечатали. Арсеньев,вяло отбиваясь от журналистов, собравшихся у дома, уселся в машину вместе софицерами ФСБ. По дороге он заснул. Он отдежурил ночь в группе немедленногореагирования, плохо соображал, глаза закрывались сами собой.

Под музыку, лившуюся из приемника, под гул мотора иразговоры оперативников ему стал сниться какой-то бред. Генка Остапчук в шортахи гавайской рубашке отплясывал твист на пару с покойницей Викторией Кравцовой.На ней было узкое красное платье. Американец в ковбойской шляпе играл насаксофоне. Толстая домработница сидела под пальмой и обмахивалась кружевнымвеером.

– Эй, хорош дрыхнуть! – услышал он и обнаружил, что давноуже приехал, поднимается в лифте, а глаза все еще закрыты. – Ну ты даешь,майор, – покачал головой усатый Птичкин, – спишь на ходу, как сомнамбула. Сходив сортир, умойся холодной водой.

Саня послушался доброго совета, и действительно стало легче.Не хватало только чашки крепкого кофе с каким-нибудь бутербродом, но об этомпока не стоило мечтать.

Американский дипломат долго, молча смотрел на своегомертвого соотечественника. Все вокруг почтительно ждали, когда закончитсятраурная пауза. Нестерпимо пахло формалином. Было жарко. Жирные мухи носилисьпод потолком и гудели, как реактивные самолеты. Дипломат выглядел растерянным.На лбу блестела испарина. Он стоял к Арсеньеву боком, и было видно, как задымчатыми очками у него дергается правое веко. Он был не старый, чуть запятьдесят, весь какой-то широкий, квадратный, с грубым тяжелым лицом и толстымискладками кожи на шее.

Ординатор в уголке с громким звоном уронил что-то накафельный пол. Все вздрогнули. Майор Птичкин чихнул несколько раз подряд, таккрепко, что брызнули слезы.

– Боже мой, бедный Томас, – пробормотал дипломат, – у негосемья, трое детей. – Он вскинул глаза, беспомощно огляделся, уперся взглядом влицо Арсеньева и еле слышно попросил:

– Пожалуйста, расскажите мне, как все произошло? Мнесказали, что вы первый приехали на место преступления.

У дипломата был отличный русский, и несколько минут назад, вкоридоре, он беседовал с офицерами ФСБ почти без акцента. Но почему-то вдругобратился к Сане по-английски с такой уверенностью, словно русский милиционер,так же как покойник, был его соотечественником.

– Что именно вас интересует? – мягко уточнил Арсеньев и тутже засек на себе косые взгляды офицеров ФСБ. Им не понравилось, что милицейскиймайор так спокойно перешел на английский, словно каждый день общается самериканскими дипломатами.

– Извините, майор, можно мне с вами побеседовать наедине? –спросил дипломат, глухо кашлянув, и обратился к остальным, по-русски:

– Вы не возражаете, господа?

Офицеры переглянулись. Птичкин пошевелил усами. Американецблагодарно кивнул и вывел Арсеньева в коридор. Там было прохладней и не так сильновоняло. На подоконнике сидел и курил полный мужчина лет сорока, в белых джинсахи алом свитере, с длинными волосами, зачесанными назад и собранными в хвостик.Рядом с ним лежал, завернутый в целлофан и перевязанный кудрявой ленточкой,букет из двух крупных роз, алой и белой.

– Доброе утро, мистер Ловуд, – он тяжело спрыгнул на пол,загасил сигарету и протянул руку для рукопожатия.

Однако американец как будто не заметил его руки, мрачнокивнул и не сказал ни слова. Толстяк с хвостиком обиженно хмыкнул, отошел напару шагов, но тут же вернулся и обратился к Арсеньеву: