Жизнь Христофора Колумба. Великие путешествия и открытия, которые изменили мир - Самюэль Элиот Морисон

и дождь». Эти вечерние ливни, идущие со стороны Кубы, действительно выбивают из вас дух, причем самыми разными способами. Кажется, что вода становится сплошной стеной, и, находясь в открытой лодке, вы едва ли сможете опередить ее поступление простым вычерпыванием.

Этот «молочно-белый залив» не был лишен своих забав и интересов. Здесь была замечена огромная стая cuerbos marinos[268] и множество черепах, причем в таком количестве, писал Бернальдес, «что казалось, будто корабли вот-вот сядут на мель, настолько гремели их панцири». В наше время залив Батабано по-прежнему является источником черепашьего мяса для гаванского рынка, и осмелюсь сказать, всяческих историй о черепахах – тоже. Съедобных моллюсков «величиной с голову теленка» можно было увидеть на дне всякий раз, когда вода успокаивалась и из белой становилась прозрачной. Их собирали на шлюпки и варили мясо, «величиной с мужскую руку», прямо в морской воде. Обнаружив раковины гигантских размеров, моряки пришли в радостное возбуждение, решив, что их состояние наконец-то сколотилось: было собрано пять или шесть шлюпок в надежде добыть гигантский жемчуг. Как написал де Кунео, «жемчуга [в них] не было совсем, но вкус оказался превосходен». Этот добродушный джентльмен-авантюрист никогда ни на что не жаловался, но умел извлечь интерес или развлечение из всего, что происходило вокруг. Оставаясь верным своему генуэзскому синьору Альманте, он всегда сохранял независимость суждений, и, если бы мне пришлось выбирать товарища по кораблю из всех спутников Колумба, им бы стал не какой-нибудь напыщенный, пусть даже и отважный кастильянец, а веселый парень – Мигель де Кунео из Савоны.

Несмотря на то что флот направлялся домой, это был самый утомительный и безрадостный этап путешествия. Потребовалось целых двадцать пять дней, чтобы преодолеть около 200 миль с наветренной стороны. В конце концов каравеллы выбрались из этого неприятного переплетения отмелей и мангровых зарослей, пересекли залив Кочинос и достигли того, что местные жители называют Орнофаем, – гористой полосы побережья между Сьен-фуэгосом и Касильдой. 7 июля флот бросил якорь около Рио-Сан-Хуаны у подножия Сьерра-де-Тринидад, откуда они отправились в путешествие в западную сторону. Именно теперь Колумб и назвал эту реку его Эль-Рио-де-лас-Мисас (как уже упоминалось выше), поскольку день был воскресный, и флотский капеллан отслужил мессу на берегу.

Поскольку Колумб уже был знаком с местными индейцами, они пришли с подарками в виде фруктов, хлеба, хутий, попугаев и вкусных диких голубей. После мессы Колумб отметил внимание и интерес, проявленные пожилым туземцем, «который казался респектабельным, хотя и голым» (как написал Питер Мартира), обратившимся к Адмиралу тихим голосом. Сразу предупреждаю читателя, что эта история про старика далека от оригинала, поскольку прошла через перевод Диего, затем была пересказана Мартире и записана им на латыни, а потом переведена на английский Ричардом Иденом. Вот как она звучит в конечной интерпретации: «„скажу же бину (могущественнейшему принцу), что за последнее время ты с великой силой покорил многие земли и острова, доселе тебе неизвестные, и навел немалый страх на всех обитателей, – проговорил старый индеец. – Но все свои неудачи ты сможешь пережить, если всегда будешь помнить, что нашим душам уготовано два путешествия после того, как они покидают тело. Первое, грязное и темное, приготовлено для тех, кто вреден и жесток по отношению к другим людям. Второе, приятное и восхитительное, – для тех, кто при жизни любил мир и покой. Поэтому, если ты признаешь себя смертным и считаешь, что каждая душа получит достойное вознаграждение или наказание, ты никому не причинишь несправедливого вреда“. Когда старик произнес эти и другие подобные слова, Адмирал, дивясь суждению и мудрости голого индейца, ответил о своей радости слышать такое мнение о путешествиях и наградах отошедшим душам, заявляя далее, что главная причина его прихода сюда – научить богоугодному знанию и истинной религии; он послан в эти страны христианским королем Испании (его хозяином и повелителем) специально для того, чтобы усмирить и наказать canibales и других подобных нечестивцев, защитить невинных от насилия злодеев; он хочет научить всех других, поддерживающих добродетель, ни в коем случае не бояться, а поскорее открыть свой разум и понять, что такие добрые люди, как старик и ему подобные, потерпев зло, обретут отмщение. Эти утешительные слова так понравились старику, что, несмотря на преклонный возраст, он захотел отправиться вместе с Адмиралом, если бы только его жена и дети не воспрепятствовали в этом намерении. Он не на шутку расстроился, узнав, что существует кто-то еще выше, имеющий власть над бином. И многое другое рассказал старику толкователь [переводчик Диего] о славе, великолепии, великой силе и оружии наших королей, о множестве больших городов и поселков, находящихся под их владычеством. И совсем уж старик намеревался отправиться с Адмиралом, но жена и дети пали ниц со слезами к его ногам, желая, чтобы он не покидал их и не оставлял в одиночестве; по чьим жалким просьбам почтенный старик, растроганный их жалкими мольбами, остался дома, к утешению своих людей и семьи, удовлетворяя скорее их, чем себя, поскольку, не переставая дивиться и имея грустный вид, он жаждал увидеть земли, породившие такого рода людей. Ибо уверился старик, что земли пришельцев также обычны, как солнце и вода, и сеятелям всякого зла нет на них места; что довольствуются они малым, хотя в таком большом мире у них скорее избыток, чем недостаток; что живут они в золотом мире без игрушек, живут в открытых садах, но не разделенных рвами, а только изгородями; что ведут себя друг с другом честно безо всяких законов и без судей. И хотя не наслаждаются они излишествами, но заботятся о росте корней, из которых делают хлеб свой, сохраняют здоровье и избегают болезней…»

Что ж, Мартира никогда не упускал возможности указать на то, что индейцы все еще пребывают в своем золотом веке.

Меньше всего Колумбу хотелось снова проходить Сады Королевы с наветренной стороны, поэтому он предпринял еще одну попытку побороть встречный ветер и течение снаружи. Выйдя из устья Рио-де-лас-Мисас 8 июля, он направился в открытое море, оставив Лаберинто-де-Дозе-Легуас по левому борту. Корабли, поврежденные едва ли не хуже, чем после прохождения Садов по донному песку, обогнули рифы у Кайо-Бретона и потратили целых десять дней, чтобы пройти 180 миль. Кроме того, всю дорогу стояла отвратительная погода, а люди роптали и боялись утонуть или просто умереть от голода, как замечал де Кунео. И действительно, этот переход оказался труден. «Все ветры и воды, – говорит Лас Касас, – объединились, чтобы утомить людей, нагромоздить тревогу на тревогу, трудность на трудность, неприятный сюрприз на сюрприз, и не