Жизнь Христофора Колумба. Великие путешествия и открытия, которые изменили мир - Самюэль Элиот Морисон

эта странная процедура вызвала саркастический смех у «сухопутных» недоброжелателей Адмирала, но у него был хороший прецедент. Шестью годами ранее Бартоломеу Диаш поступил точно так же, когда его люди заставили развернуть каравеллы обратно, практически от самых ворот Индии. Поскольку Колумб находился в Лиссабоне при возвращении Диаша, он либо видел этот документ, либо слышал об обстоятельствах его появления.

Перес де Луна, главный писец и нотариус флота Колумба, вооруженный пером, бумагой и чернильницей, посетил по очереди все три судна, торжественно принимая показания. Все без исключения (включая Хуана де ла Коса, который показал обратное на своей знаменитой карте) заявили, что они никогда не видели, не слышали и не представляли себе остров, который мог простираться на 335 лиг с востока на запад (заметим в сторону, что Куба действительно длиннее любого острова Старого Света, даже Британии); они были уверены, что Куба является частью континента, и если пошли бы дальше, то вскоре встретили бы «цивилизованных людей с интеллектом, знающих мир». После этих нотариально сделанных заявлений люди были предупреждены, что Адмирал наложит штраф в размере десяти тысяч мараведи на любого офицера, посмевшего когда-либо утверждать обратное, опытным морякам отрежут язык, а грометам нанесут сотню ударов плетью по голой спине.

КУБА НА КАРТЕ ХУАНА ДЕ ЛА КОСЫ

Перес де Луна указал в преамбуле документа, что единственная цель, которую он преследует, заключается в том, чтобы помешать кому-либо злонамеренно принизить значение рейса. Тем не менее мы прекрасно понимаем, что главная и единственная цель заключалась совсем в ином. Колумб просто хотел избавить себя от обвинений в приложении недостаточных усилий для поиска конкретных свидетельств существования Азии. Осмелюсь предположить, что он также надеялся пресечь болтовню на берегу после возвращения флота в Кастилию на тему «вот если бы старик продержался еще несколько дней западным курсом, как я ему советовал…» и т. д., и т. п.

Естественно, ничего не решало мнение моряков, которые так стремились вернуться домой, что с радостью подписались бы и под заявлением, что их Адмирал добрался до Камбалука, где он был принят на аудиенции великим ханом. Видные ученые того времени с должным скепсисом относились к этому методу установления географической истины. Мигель де Кунео пишет, что, когда флот достиг Изабеллы в сентябре, Адмирал обсудил вопрос о континентальном характере Кубы с французским аббатом Люцерны, ученым астрономом и космографом, недавно вернувшийся с Эспаньолы. Аббат сразу заявил, что Адмирал ошибся и Куба «была всего лишь очень большим островом, с чем, учитывая характер нашего плавания, большинство согласилось». Сам де Кунео, разумеется, никогда не ставил подпись под документом, утверждающим, что Куба является полуостровом, но Хуан де ла Коса поступил изящнее: он просто изобразил Кубу островом на своей знаменитой карте мира. Своим необдуманным поступком Колумб запутал географию Карибского моря на долгие годы. На карте Кантино 1502 года и на ряде других, датированных 1516-м, мы можем увидеть континентальный регион, на некоторых из которых обозначена «Восточная часть Кубы», что, по-видимому, являлось попыткой согласовать заблуждение Колумба с очевидными фактами.

К несчастью Колумба (за некоторыми исключениями), он сам проигнорировал пророческое значение своих открытий, принесших ему бессмертную славу, и выдвигал географические гипотезы, сделавшие его посмешищем для недалеких критиков. Во время этого семинедельного путешествия на запад он открыл самую ценную из островных колоний Испании и еще один остров, ставший жемчужиной старой Английской империи. С моей штурманской точки зрения, самым примечательным в этом путешествии было то, что Адмирал продемонстрировал навыки прибрежной проводки в чрезвычайно сложных условиях лабиринта неизведанных отмелей и одновременно лоцманское мастерство навигатора на глубокой воде. Редко у кого в истории (а возможно, больше и ни у кого, за исключением капитана Джеймса Кука) эти два качества виртуозно объединялись в одном и том же человеке. Исследование Сада Королевы и залива Батабано, а также успешность проводки каравелл по отмелям среди множественных рифов являются одним из выдающихся подвигов мореплавания.

Глава 34

Обратно на Изабеллу (13.06–29.09.1494)

…Там плавают корабли, там этот левиафан, которого Ты сотворил играть в нем.

Псалтирь, 103: 26

Итак, назвав самую западную из достигнутых бухту Кубы именем Кортеса в честь евангелиста Иоанна, 13 июня Колумб стал уходить в сторону от побережья. С самого начала он взял прямой курс на юг, стремясь быстрее выйти на глубокую воду за пределы этого района с беспокойными бухтами и отмелями, однако сильное изменение ветра нарушило планы. Адмирал снова оказался среди мелких островов и, двигаясь узким проливом, казавшимся достаточно глубоким, внезапно оказался полностью окруженным островами «как в загоне» (по словам Лас Касаса). Так довольно часто происходит в незнакомых узких водах: вы идете по извилистому проливу среди островов, глядя вперед, попадаете в закрытую бухту, оглядываетесь в поисках входа – а его нет, он исчез… Кажется, что земля сдавила вас со всем сторон. Люди Колумба были очень напуганы, писал Лас Касас; но «Адмирал подбадривал их всех самыми лучшими словами, на какие был способен… и им было достаточно трудно выбраться тем путем, которым вошли». Думаю, что дар подбадривать малодушных и умение выбираться из сложных положений были одними из черт, сделавших Колумба великим моряком.

Пристав к какому-то острову, флот пополнил запасы воды и 25 июня, следуя на северо-запад, вышел к коралловой группе, находящейся на расстоянии около 5 лиг (вероятно – Мангл-Айлендс), и под попутным ветром вернулся к той же точке поворота, из которой вышел 13 июня. Встречный vientos escasos[267] вынудил их «пойти проливом, которым уже шли ранее, но в обратном направлении – от Пунта-дель-Серафима, к тем островам, где впервые был выброшен якорь в молочно-белом море». Ничто сейчас так не хотелось Адмиралу больше, чем выйти на простор, но каравеллы ничего не могли сделать против встречного ветра и множества течений, вместе взятых. Таким образом, изнуряющее лавирование среди отмелей и мангровых зарослей продолжалось.

За две недели, прошедшие после отхода от кубинского побережья, флот добился очень незначительного прогресса. Вдобавок 30 июня «Нинья» села на мель, и, «не имея возможности оттащить ее за корму с помощью якорей и канатов, пришлось действовать с носа, и из-за причиненных толчков каравелла получила значительные повреждения». Но и на этом трудности не закончились. Еще несколько дней они мучительно бились с наветренной стороны среди заливов и отмелей, «все время двигаясь по тому самому белому морю… и, помимо всех этих неприятностей и злоключений, каждый день на закате начинались изматывающие ужасные шквалистые ветры