Жизнь Христофора Колумба. Великие путешествия и открытия, которые изменили мир - Самюэль Элиот Морисон

артиллерийский залп из ломбардов быстро рассеял незваных агрессоров. Первым на берег отправился переводчик Диего Колон, который попытался успокоить недоверчивых воинов, и, похоже, ему эту удалось, поскольку в скором времени к флагману подошло одно каноэ, индейцы которого получили старую одежду и обменные безделушки.

В Санта-Глории, где было суждено бесславно закончиться Четвертому путешествию десять лет спустя, Колумб провел всего одну ночь. Уже 6 мая он отплыл на 15 миль на запад к гавани, «имеющей форму подковы», названной Пуэрто-Буэно. В отличие от остальных ямайских портов, эта гавань до сих пор сохранила название, данное первооткрывателем. Местные индейцы в перьевых коронах устроили еще одну враждебную демонстрацию, швыряя свои деревянные копья в каравеллы и бросая камни в испанцев, когда те пытались высадиться. Поскольку флот нуждался в древесине, воде и необходимости несколько подконопатить свои каравеллы, Адмирал решил познакомить индейцев «с оружием Кастилии». Не составило никакого труда послать вперед шлюпки с арбалетчиками, которые «хорошо их укололи и многих убили». При высадке на берег испанцы выпустили впереди себя большую собаку, «которая их кусала и причиняла сильную боль, потому что одна собака стоит десяти человек против индейцев». На следующий день шестеро туземных посланников спустились на берег с умилостивительными дарами маниоки, фруктов и рыбы, которые Адмирал так же милостиво принял. Таким образом, во время стоянки в Пуэрто-Буэно испанцы были хорошо обеспечены провизией, а индейцы – товарами на обмен. Здесь, как и повсюду на Ямайке и Кубе, Адмирал был сильно разочарован, не обнаружив на местной одежде золотых украшений и вообще каких-либо следов драгоценного металла.

9 мая, после завершения необходимого конопачения и мелкого ремонта, флот отплыл на 34 мили на запад к El Golfo de Bien Tiempo[261] (ныне – Монтего-Бей). С точки зрения моряков, всегда неблагоразумно гневить богов таким названием, особенно если дело касается погоды! Когда 13 мая флот был готов продолжить продвижение на запад, ветер не по сезону задул в противоположную сторону. Взяв на борт туземного добровольца, несмотря на плачущие протесты его жены и детей, флот снова ушел на Кубу и 14 мая достиг Кабо-де-Круса.

Глава 33

Сады Королевы (14.05–12.06.1494)

…Садовый источник – колодец живых вод и потоки с Ливана.

Притч., 4: 15

Сразу за мысом Крус Колумб обнаружил индейскую деревню, где, к его великому удивлению, о нем слышали и ожидали. Оказалось, что местный касик беседовал с вождями Северного Ориенте, которые встречались с Колумбом во время его Первого путешествия и даже был наслышаны о новообращенном переводчике Диего Колоне. После «горячего» приема на Ямайке испанцы с облегчением вздохнули, вновь оказавшись среди дружелюбно настроенных туземцев.

В тот же день мая флот направился на северо-восток, следуя вдоль кубинского побережья, и прошел через пролив Баландрас в залив Гуаканаябо. Во время вечерни, будучи на расстоянии более 40 миль от Круса, Адмирал отметил, что береговая линия опять поворачивает на запад, и решил срезать угол. «На следующий день, на восходе солнца, – пишет Бернальдес, – они огляделись с верхушки мачты и увидели, что море заполнено зеленеющими островами во всех четырех направлениях; Адмирал хотел пройти на юг и оставить эти острова по правому борту, но, вспомнив, что сэр Джон Мандевиль упоминал о более чем пяти тысячах островах в Индии, решил пройти вперед и исследовать их, не теряя из виду берега Хуаны. И чем дальше он уходил, тем больше открывали островов: за один день их было отмечено 164. Бог послал хорошую погоду для плавания, и корабли мчались по этим водам, словно летя по воздуху».

Хотя сэр Джон Мандевиль, этот король всех лживых путешественников, и не был лучшим знатоком Кубы (да и быть им не мог), для проведения более детального исследования Колумб избрал правильный маршрут. Эту группу островов он назвал в совокупности El Jardin de la Reina[262]. Они простирались в длину более чем на 150 миль от залива Гуаканаябо до Тринидада, находясь на расстояние от 20 до 50 миль от южного побережья. Между тем судоходных проливов между ними настолько мало, что мы можем легко определить курс «Ниньи», «Сан-Хуана» и «Кардеры». Восход солнца 15 мая застал флот недалеко от северо-восточного угла Гуаканаябо в пределах видимости бухт, образующих берег Буэна-Эсперанса. Двигаясь на запад между этой группой и кубинским берегом, каравеллы вошли в архипелаг недалеко от нынешнего города Санта-Крус-дель-Сур, миновали Бергантину (или другой параллельный пролив), а затем через Ранчо-Вьехо и Пинге – в залив за цепью внешних бухт, ныне известных как Лаберинто-де-Дозе-Легуас. Идя по этим местам в 1940 году, имея под рукой современные карты и местного лоцмана, мы поражались, что флот Колумба благополучно прошел этим маршрутом без происшествий. Предполагаю, Бернальдес несколько приврал, говоря о прохождении Колумбом этого лабиринта со скоростью птичьего полета. В данном случае Адмирал (как и любой другой здравомыслящий и осторожный моряк) должен был часто становиться на якорь, в то время как корабельная шлюпка, высланная вперед, исследовала бы сомнительный проход.

Ежедневные послеполуденные грозы, беспокоящие нас в этих водах в июне 1940 года, в равной степени смущали и Колумба в мае 1494-го. Каждый вечер на востоке в обязательном порядке собирались ужасные черные тучи, приносящие шквалистый ветер и дожди, продолжающиеся до восхода луны. Иногда флот оказывался в таком узком канале, где Адмиралу приходилось принимать очень быстрое решение между тем, чтобы спустить паруса и, таким образом, потерять контроль над кораблем, рискуя сесть на мель, либо продолжать движение при вероятности потери снастей и точно так же оказаться на мели. Каравеллы часто касались дна, а «Нинья» один раз застряла в иле на несколько часов, но серьезных повреждений не получила. Мы склонны согласиться с Лас Касасом, что спасение Адмирала от катастрофы носило почти мистический характер. Или, выражаясь другими словами, неусыпное внимание Колумба к мельчайшим деталям навигации было почти сверхчеловеческим.

Мысль Адмирала назвать архипелаг Садом его суверенной госпожи королевы была верна и по-мужски галантна, ибо в 1494 году эти бухты, вероятно, были чрезвычайно красивы. Какие-то из этих островов возделывались туземцами, другие просто сияли красивейшей зеленью королевских пальм и калебасовых деревьев. К сожалению, время не по-доброму обошлось с Jardin de la Reina. Сейчас это самый жалкий и обшарпанный архипелаг во всех семи морях, недостойный быть королевским садом. К началу нынешнего столетия скучные мангровые заросли вытеснили с этих островов все остальные деревья и растения, а ураган 1932 года смел и эти заросли вместе с плодородной почвой. Сейчас островные поверхности