Жизнь Христофора Колумба. Великие путешествия и открытия, которые изменили мир - Самюэль Элиот Морисон
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Флот вышел из Изабеллы 24 апреля 1494 года. Это самое благоприятное время года для плавания в районе Больших Антильских островов: всегда можно было рассчитывать на устойчивый дневной пассат, а с полуночи до полудня следовало ожидать легкого берегового бриза. В этот сезон не было опасности шквалистых ветров, ураганов и изматывающей жары.
После захода в Монте-Кристи и Навидад (Гуакангари предусмотрительно предпочел не показываться на глаза) флот попал в штиль в проливе Тортуга и на одну ночь бросил якорь у устья Труа-Ривьер. 28 апреля каравеллы достигли Порт-Сент-Николаса на северо-западной оконечности Эспаньолы, откуда можно было легко увидеть Кубу, находящуюся в 45 милях в направлении на вест-норд-вест. Такое расстояние легко преодолевалось за один дневной переход через Наветренный пролив к мысу Майей, восточной оконечности Кубы (во время Первого путешествия Колумб назвал его мысом Альфы и Омеги). На Майей, вероятно, в том месте, которое сейчас называется Пинтадо и где обрывается линия рифов, Колумб сошел на берег, установил колонну, увенчанную крестом, и официально вступил во владение Хуаной (так он назвал Кубу) от имени монархов. Он уже делал подобную процедуру в Пуэрто-Танамо и в других кубинских заливах во время Первого путешествия, но, очевидно, хотел таким образом подтвердить испанское владычество именно здесь, поскольку считал Альфу и Омегу началом Азиатского материка. «Ибо вы должны знать, – писал позже Андрес Бернальдес, – что это крайний мыс земной тверди на востоке, соответствующий мысу Сент-Винсент в Португалии на западе; между этими двумя мысами находится все население мира, так что, если бы кто-то отправился по суше с мыса Сент-Винсент, он всегда мог бы отправиться на восток, не пересекая никакой части Океанского моря, пока не достигнет мыса Альфа и Омега; так же и в обратном направлении, с Божьей помощью, можно добраться до мыса Сент-Винсент по суше». Прошло еще несколько лет, прежде чем это ошибочное утверждение было опровергнуто.
После официального провозглашения испанского владычества Адмирал созвал общий совет офицеров и лоцманов, чтобы, как пишет Кунео, «обсудить, в какую сторону следует повернуть». Главный вопрос заключался в том, нужно ли теперь идти вдоль северного побережья, около 150 миль которого адмирал уже исследовал в Первом путешествии, или начать исследование неизвестного южного берега? Если бы Куба оказалась азиатским полуостровом, на что так надеялся и о чем молился Колумб, ему подошли бы оба варианта. Тем не менее южное побережье получило единогласное одобрение, причем вовсе не из-за тех соображений, что эти территории относились к terra incognito. Просто в ту эпоху среди европейцев бытовало некое типовое, почти экзистенциальное убеждение – что-то хорошее следует искать на юге, нежели на севере. Что ж, такова была ортодоксальная географическая теория Средневековья. Итак, простояв несколько часов в темноте, каравеллы, оставив сушу по правому борту, 30 апреля начали обходить южное побережье Кубы.
От возвышенности Пунта-Негра в 8 милях к юго-западу, которую Адмирал мельком видел во время Первого путешествия, он приступил к новым открытиям. Эта часть берега, состоящая из ряда известняковых террас, подкрепленных сьеррой, поднимается на 4000 футов и тянется почти по прямой линии на один румб южнее запада (вест-вест-зюйд) 50 миль. Несмотря на изрезанность и живописность, это южное побережье провинции Ориенте гораздо менее интересно, чем северное: горы конденсируют большую часть пассатной влаги на себя, поэтому на равнинах здесь преобладает относительная засушливость. С этой стороны отсутствуют пальмовые рощи, пышная растительность и небольшие гавани в устьях рек, придающие такое очарование северному аналогу. Для подобного микроклимата характерна растительность, которую ботаники называют ксерофитной, – с многочисленными агавами, кактусами и бобовыми, способными сохранять влагу. Однако весной, при ее достаточном количестве, эта флора источает восхитительные запахи. Я никогда не забуду восхитительный аромат цветов кактусов и морского винограда, смешанный с дымом от угольных костров, донесшийся до нас во время утренней вахты 21 июня 1940 года, когда «Мэри Отис» следовала этим Колумбовым курсом. В памяти вспыхнул превосходный сонет Хосе Марии де Эредиа[257], когда тонкий аромат английского дрока и диких роз на бретонском побережье напомнил ему запахи родной Кубы:
Я тайну разгадал. Сюда благоговейно
принес мне ветер вздох Карибского бассейна,
не у боясь в пути почти трех тысяч миль.
И у кимрийских скал обветренной Бретани
я вспомнил, как цветет пахучая ваниль
в саду Америки, в моей родной Гаване[258].
За исключением Эгейского моря, где природа неотделима от воспоминаний о Древней Элладе, нет другой береговой линии, сравнимой с этой, впервые открытой Колумбом западному миру. Море глубочайшей синевы, изумрудного или опалового оттенков, изрезанная береговая линия, окаймленная белой линией прибоя, горные склоны, покрытые тропической зеленью, цветущие деревья яркого блеска, невиданного в умеренных зонах; все они, будь то погруженные в жаркое солнце летнего полудня, или захлестнутые тропическим ливнем, или невидимые весенней ночью, но источающие сладкий влажный аромат, изрядно наполняют мореплавателя чувственным удовлетворением.
В пятидесяти милях от Пунта-Негра, ближе к концу последнего дня апреля, флот вошел в гавань, описанную как «имеющая форму серпа, закрытая с обеих сторон выступами, о которых разбиваются волны; она великая и имеет большую глубину». Гавань, которую Колумб назвал Пуэрто-Гранде, сейчас называется заливом Гуантанамо, где на самом кончике серпа, невидимом с моря, Соединенные Штаты создали одну из своих важных военно-морских баз. Вместо большого поселения, которое ожидали увидеть испанцы в такой крупной гавани, испанцы увидели только две хижины. Выйдя на берег, они обнаружили здесь только большое количество рыбы, нескольких хутий и двух гигантских игуан, коптящихся на вертелах под открытым небом под охраной «молчащей» собаки. Другие крупные игуаны, которых испанцы считали самыми уродливыми и отвратительными существами из когда-либо виденных, были «связаны веревками, как обезьяны», ожидая своей очереди. По их описанию Питер Мартира пришел к забавному выводу, что эти безобидные съедобные рептилии должны относиться к родне крокодилов, что служило еще одним доказательством сухопутной связи между Египтом и Кубой!
Подкрепившись плотным рыбным обедом, люди из флагманской шлюпки приступили к поискам хозяев. На гребне холма появилась толпа обнаженных индейцев, делающих дружелюбные