Жизнь Христофора Колумба. Великие путешествия и открытия, которые изменили мир - Самюэль Элиот Морисон
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
О стремлении Адмирала побыстрее наладить контакт с туземцами Сибао свидетельствует тот факт, что де Охеда отправился в путь уже через четыре дня после остановки на Изабелле. В праздник Богоявления, 6 января 1494 года, все члены экспедиции посетили мессу, которую провел Бойль во временной церкви, – первую мессу, когда-либо отслуженную на земле Нового Света. Сразу же по ее окончании де Охеда и Горбалан с отрядом, состоящим примерно от 15 до 30 человек, и несколькими местными проводниками вышли в большую центральную долину Эспаньолы, преодолели вброд Рио-Яке и недалеко от нынешней деревни Ханико наткнулись на сеть горных ручьев, приносящих золото с высокогорного хребта, который туземцы и называли Сибао. Однако погода испортилась, а вздувшаяся река (или Боа, или Ханико) оказалась слишком широкой и быстрой, чтобы ее пересечь без риска. Де Охеда принял решение сделать остановку и повернул отряд назад к ближайшей деревне, где туземцы заверили, что на верхних склонах Сибао действительно есть золото в огромных количествах, и в доказательство подарили де Охеде три больших самородка, стоимостью в 9, 12 и 15 кастельяно. При первых же признаках улучшения погоды командир отряда нанял отряд местных носильщиков, чтобы нести образцы и другие подарки, повернул на север и вернулся в Изабеллу 20 января.
У реки, которая остановила нетерпеливого Охеду, Горбалан нанял индейцев с каноэ, на котором он и несколько оставшихся с ним кастильцев преодолели стремительные воды (туземцы проталкивали свое судно вплавь). На другом берегу их встретили весьма дружелюбно настроенные индейцы, проявившие при встрече все признаки уважения. Один из них познакомил Горбалана с туземным ювелиром, который раскатывал металл в тонкие листы на полированном цилиндрическом камне. Приблизительно так же работали с золотом и европейские чеканщики. Далее Горбалан достиг района, называемого туземцами Нити, лежащего внутри границ владений касика Каонабо. Чем дальше перемещались исследователи по долине, тем больше свидетельств наличия золота, включая образцы самородков, они находили. Сопутствующая удача оказалась настолько велика, что Горбалан отказался от первичного намерения нанести визит Каонабо (что, вероятно, было благом) и, поспешив на север, достиг Изабеллы 21 января, отстав от Охеды на один день.
От новостей и вида принесенных образцов Колумб и «все мы повеселились, больше не заботясь ни о каких пряностях, а только об этом благословенном золоте», – пишет Кунео. Часть самородков поделили между людьми из исследовательской группы, большинство из которых, несомненно, и без них успели пополнить свои карманы во время экспедиции. «Лорд-адмирал написал королю, что надеется вскоре предоставить ему столько же золота, сколько дают железные рудники на Бискайях». Но Колумб еще не был готов отправлять флот обратно, поскольку с его собственных слов, озвученных позже в Испании, монархи ожидали от него нечто большего, нежели просто кучи самородков. Не лучше ли было бы подождать до тех пор, пока не начнется систематическая эксплуатация Сибао, чтобы золото, отправляемое в Испанию, можно было измерять в фунтах, а не в унциях?
Таковым и было первое намерение Колумба, но уже по прошествии нескольких дней он понял, что это невозможно. В Изабелле царило недовольство, и даже хуже. В отличие от превосходной ситуации со здоровьем во время Первого путешествия, в течение недели после высадки, как сообщает доктор Чанка, заболели 300–400 человек. Даже несколько участников «золотой вылазки» Охеды вернулись с Сибао больными и обнаружили, что половина населения Изабеллы недееспособна. Доктор Чанка, преданный своему делу настолько, что проводил личную пробу каждого вида неизвестной рыбы, прежде чем позволить съесть ее остальным, был полностью измотан. Кроме того, запас лекарств, не рассчитанный на массовую эпидемию, быстро подходил к концу. Нет никаких оснований отказываться от мнения доктора, что виной всему были резкая смена климата, питания и рода занятий. Вся история американской колонизации доказывает, что невозможно высадить большую группу людей после долгого океанского плавания, подвергнуть ее каторжным работам в условиях неадекватного жилья под проливными дождями, укусами насекомых и воздействием микробов, с которыми их иммунные системы не готовы справиться, не ожидая при этом массовых заболеваний и повышения смертности. Даже резкий переход на рыбу, кукурузу, ямс и маниоку с привычной говядины, свинины, пшеничного хлеба и вина не проходит без последствий. Колумб быстро пришел к выводу, который каждый последующий первооткрыватель на протяжении более ста лет усвоил на собственном опыте: «По воле Бога, сохранение их здоровья зависит от того, будут ли эти люди обеспечены продуктами, к которым они привыкли в Испании». Пшеница, ячмень и другие семена были уже посеяны, но до сбора урожая оставался не один месяц. Поэтому первое соображение Адмирала, заботящегося о благе колонии, заключалось в немедленной отправке большей части флота домой с тем, чтобы получить надежду на получение помощи в течение хотя бы четырех месяцев.
В соответствии с этим решением 2 февраля 1494 года двенадцать из семнадцати кораблей были отправлены в Испанию под командованием Антонио де Торреса. Наша единственная информация об их путешествии (втором обратном переходе из Нового Света в Старый) почерпнута из писем итальянских купцов, пребывавших в Кадисе и Севилье, когда туда прибыла эта часть флота. Торрес, очевидно последовав примеру Колумба, прошел вдоль северного берега Эспаньолы, а затем повернул на север, пока не поймал западные ветры. В Кадис он прибыл 7 марта 1494 года, потратив на весь переход «от берега до берега» всего лишь двадцать пять дней. Как сообщалось, основную часть его груза составляло золото на сумму 30 000 дукатов. Кроме того, Торрес привез «достаточно корицы, но белой, как плохой имбирь, перец в скорлупе, похожий на фасоль, очень крепкий, но не с привкусом Леванта; дерево, как говорят, сандаловое, но белое… шестьдесят попугаев разных цветов, восемь из них размером с сокола, и прекраснейшие виды неизвестных птиц, умеющих летать высоко в воздухе». Но наибольший интерес вызвали двадцать шесть индейцев «с разных островов, говорящие на разных языках… трое из них каннибалы, питающиеся человеческим мясом». Судя по последнему замечанию, большинство пленных карибов умерло по дороге.
Итак, Колумб оставил в Изабелле пять судов: флагман «Мариагаланте», «Гальегу», проверенную крепкую «Нинью» и две малотоннажные каравеллы – «Сан-Хуан» и «Кардеру». Три восьмые доли флагмана Колумб выкупил у главного судовладельца, а каравеллы выкупил целиком, чтобы избавить корону от расходов на фрахт. Два корабля обеспечивали артиллерийскую защиту этой части флота, причем не только от нападения индейцев, но и от вероятного мятежа испанцев, а каравеллы были нужны для разведки побережья.
В дополнение к письмам