Жизнь Христофора Колумба. Великие путешествия и открытия, которые изменили мир - Самюэль Элиот Морисон

стаи ярко раскрашенных попугаев кричали с деревьев, а эспаньолские пересмешники пели совсем как соловьи Кастилии. Приближаясь к Рио-Яке, экспедиция прошла мимо местных деревень с хижинами, крытыми пальмовой соломой, откуда выходили вожди, неся дары в виде еды и маленьких свертков с золотым песком, который, как они выяснили от де Охеды, больше всего нравился христианам. Испанцы заходили в хижины и угощались всем, что им нравилось, «с большим удовольствием для хозяев», которые, в свою очередь, пытались оторвать странные мелочи с кастильского снаряжения, но им быстро и решительно дали понять, что подобные общественные обычаи не преобладают в Кастилии. Лас Касас не мог не вздохнуть с сожалением по поводу того, каким идеальным материалом могли бы стать эти туземцы для обращения в христианство и «проникнуться всеми добродетелями (ибо добродетели не может быть без знания истинного Бога), если бы только мы, христиане, поступали всегда так, как должно».

Вся долина была одним большим садом. Достигнув Рио-Яке – дель-Норте, которая, как они обнаружили, был такой же большой, как Эбро или Гвадалквивир, Колумб, не отождествляя ее с «Рио-дель-Оро» (ее устье он исследовал во время Первого путешествия), назвал эту реку Рио-де-лас-Канас из-за обильных тростниковых зарослей вдоль берегов. Около нее был разбит ночной лагерь. День завершился в приподнятом настроении, поскольку испанцы не рассчитывали обнаружить такой плодородный прекрасный край. Ведомые де Охедой, они поднялись по долине к месту, до сих пор весьма уместно называемому Ponton[254]. Именно здесь индейцы привыкли пересекать реку, но глубина не позволяла перейти ее вброд. Пешим испанцам пришлось воспользоваться индейскими каноэ, плотами и даже вплавь. «Те, кто совсем не умел плавать, – писал Кунео, – переправлялись на плечах пары индейцев, которые с удовольствием делали это за несколько безделушек или просто по симпатии; на свои головы они навьючивали одежду, оружие и все остальное, что только можно было перенести».

Оказавшись на другом берегу, маленькая армия двинулась на юг, к другой стене долины – к скалистым горам Кордильеро-Централь, где, по словам де Охеды, должно было быть найдено золото. Туземцы на этой стороне, напуганные частыми мушкетными выстрелами, бежали от испанцев, загородив хлипкие хижины такими же хлипкими тростниковыми щитами, которые Адмирал приказал не трогать. Землю, все еще сохраняющую богатство и плодородность, пересекало множество arroyos[255], но Кунео говорит, что еще никому не удавалось найти в них самородок или обнаружить золотой песок. Наконец, эти ручьи слились в единый относительно крупный водный поток (Рио-Ханико), и Колумб решил, что пришло время сделать привал. Вероятно, здесь находился предел исследования де Охеды в предыдущем месяце.

Высоко на холмах к юго-западу от нынешней деревни Ханико находится небольшая группа хижин, которые на официальной карте Доминиканской Республики носят гордое название Форталеза, обозначая место первой крепости, возведенной европейцами в Новом Свете. В двухстах или трехстах ярдах за этой маленькой усадьбой проходит речная излучина, а за ней, примерно в ста ярдах от берега, ровное поле с небольшой возвышенностью для выпаса скота. Вне всякого разумного сомнения, это и было той самой точкой, где Колумб основал форт Сент-Томас, названный так в качестве шуточного упрека одному сомневающемуся идальго, который отказывался верить, что на острове вообще можно добывать золото, до тех пор пока не прикоснулся к нему лично.

Уже в воскресенье, 6 марта, Колумб набросал план форта, проследил за началом работ и оставил здесь более пятидесяти человек под началом мосена[256] Педро Маргарита. Оставленным рабочим предстояло рыть рвы, возводить деревянный частокол и помещение для гарнизона. Маргариту было оставлено несколько лошадей, поскольку индейцы так боялись этих благородных животных, что не осмеливались даже войти в здание, где находилась лошадь. Кстати, последний факт вызывал большое раздражение кабальеро, которым приходилось одновременно быть не только всадниками, но и конюхами. Форт планировался не только как убежище и защита гарнизона, но и как своего рода управляющий «центр» добычи полезных ископаемых Сибао. Теперь Адмирал уже понял, что «Сибао» – вовсе не «Чипангу», а местное название Кордилье-ро-Централь, в скалах и песках которых находились крупнейшие залежи золота на острове. В течение пяти дней, пока Колумб оставался на месте основания форта, а офицер Хуан де Луксан был отправлен дальше в горы, Сент-Томас посетили орды туземцев, которые стекались посмотреть на «гуамихина», что в вольном переводе с местного языка означало что-то вроде «великого господина пришельцев». Они настойчиво предлагали Адмиралу еду и золотые самородки. По официальным подсчетам, за эти пять дней было собрано золота на сумму около двух тысяч кастельяно (включая отдельные самородки на сумму в двадцать четыре кастельяно). Как отмечал де Кунео, «помимо вышеуказанных сделок… также производился и тайный обмен, вопреки правилам и договоренностям на сумму в тысячу кастельяно… Ибо, как вы знаете, дьявол сначала заставляет вас поступать неправильно и лишь позже позволяет обнаружить неправоту; более того, пока Испания есть Испания, в предателях никогда не будет недостатка… Один выдал другого, другой – третьего, так что предали почти всех, а кого поймали, того хорошенько высекли; у иных порезали уши, у иных носы, на что было жалко смотреть».

21 марта кавалькада снова двинулась на север. Ручьи разливались под влиянием сырой погоды, а провизия заканчивалась. Как следствие, многие идальго и простые люди впервые неохотно попробовали хлеб из маниоки и батат. «В том путешествии, между отъездом, пребыванием и возвращением, мы провели 29 дней при ужасной погоде, плохой еде и еще худшем питье, – писал де Кунео, – но тем не менее из жажды золота мы сохраняли силу и стремления». Экспедиция снова переправились через Яке, еще раз миновала Пуэрто-де-лос-Идальгос, и, наконец, 29 марта, маленькая армия, уже не такая нарядная и ухоженная, как в день отъезда, вошла в Изабеллу под звуки труб и мушкетные выстрелы.

Оказалось, что за столь короткое отсутствие неожиданно хорошо показали себя сельскохозяйственные посевы. Начали созревать дыни и огурцы, на следующий день были собраны первые колосья пшеницы, быстро подрастали сахарный тростник и виноградная лоза.

Несмотря на это, моральный дух в Изабелле был чрезвычайно низок: умерло множество заболевших, вино, корабельные сухари и последние испанские припасы были почти израсходованы, всем не терпелось вернуться в Испанию. 1 апреля в Изабеллу прискакал гонец от мосена Маргарита с сообщением, что дружественные индейцы бежали, предварительно сообщив, что касик Каонабо, известный убийца гарнизона Навидада, собирается напасть на Сент-Томас. Не раздумывая, Колумб отослал семьдесят человек с провизией на помощь строителям форта.

Читая между строк меморандум от Торреса, приходишь к выводу, что Изабелла до начала февраля представляла собой колонию в виде пасторального поселения из плетеных хижин, «маленьких, –