Жизнь Христофора Колумба. Великие путешествия и открытия, которые изменили мир - Самюэль Элиот Морисон

по словам Кунео, – как наши охотничьи домики, только крытых соломой». Колумб же стремился превратить со временем форт его в настоящий город, окруженный стенами, с центральной площадью, церковью, каменными домами и губернаторским дворцом, причем уже к тому времени, когда следующий флот прибудет из Испании. Он даже приступил к более амбициозным работам: рытью канала, ведущего к реке, чтобы обеспечивать бесперебойное поступление воды в поселение. Кроме того, этот проект позволял вести речь о постройке собственной водяной мельницы. Число заболевших рабочих и ремесленников росло так быстро, что пришлось призвать на черную работу благородных идальго. Естественно, с их стороны это вызвало глубочайшее негодование, но Адмирал добивался исполнения приказов суровыми и (как утверждали жертвы) жестокими наказаниями. По мнению большинства, они прибыли сюда не для того, чтобы трудиться землекопами или каменщиками, а для быстрого обогащения. Но, как оказалось, ни у кого из них еще не было никакой добычи за три месяца плавания и три – на берегу (разумеется, кроме золота, незаконно добытого во время экспедиции на Сибао). Так или иначе, перед Адмиралом возник тревожный вопрос: сможет ли он вместе с преданными офицерами удержать в подчинении семьсот или восемьсот человек до прибытия вспомогательного флота?

Колумбу пришла в голову блестящая идея: отдать четыреста человек из числа наиболее здоровых людей, включая смутьянов, под командование Алонсо де Охеды и отправить их в форт Сент-Томас. Там Охеда будет должен сменить мосена и организовать исследовательскую экспедицию, взяв с собой в поход основную часть сил, которая будет жить за счет ресурсов острова. Таким образом, по мнению Колумба, это решение избавило бы его сразу от нескольких проблем. Оно заставит людей быть занятыми, приучит их к местной еде, освободит служителя церкви мосена от несения беспокойной службы в гарнизоне и позволит получить больше информации об острове в целом. Де Охеда, действующий мужественно и осмотрительно как при рекогносцировке, так и в разведке, пользовался полным доверием Адмирала. К сожалению, Колумб не принял в расчет единственный недостаток де Охеды – крайнюю невоздержанность при принятии решений.

Второй экспедиционный отряд покинул Изабеллу 9 апреля. Пройдя по уже известному маршруту через Вега-Реаль и Пуэрто-де-лос-Идальгос, исследователи прибыли в большую индейскую деревню Понтон, у брода через Яке. И здесь один опрометчивый поступок де Охеды нарушил мирное сосуществование испанцев и туземцев, поддерживаемое до сих пор. Услышав, что трое испанцев, возвращавшихся на побережье из Сент-Томаса, были ограблены туземцами при переправе, а касик Понтона присвоил их одежду, де Охеда отрезал уши одному из людей касика, а самого вождя с братом и племянником отправил в цепях под конвоем в Изабеллу. «Это было первой несправедливостью, – писал Лас Касас, – тщетно и ошибочно претендующей на правосудие, которая была совершена в этих Индиях против индейцев, а также началом пролития крови, с тех пор так обильно льющейся на этом острове». Но как следует из собственных записей Адмирала, впоследствии он принял на себя часть вины де Охеды, который приговорил касика Понтона и двух его родственников к показательному обезглавливанию на площади Изабеллы всего лишь за кражу нескольких старых вещей туземцами, всегда делившихся с испанцами последним. К счастью, другой касик, в свое время оказавший Адмиралу какую-то услугу, вступился за приговоренных. Его слезные мольбы убедили Колумба освободить намеченные жертвы. Но первая искра вражды уже нанесла непоправимый вред. Несмотря на исчезновение гарнизона Навидада и наличие тех или иных трений, проявившихся во время двух экспедиций вглубь острова, отношения между испанцами и индейцами отмечались снисходительной добротой, с одной стороны, и желанием угодить – с другой. Не было никаких причин для нарушения устоявшегося «статуса-кво», если бы только Колумб продолжал держать своих людей в узде. Инцидент со старой одеждой стал первым разрывом, и вскоре железный век туземцев сменился золотым веком Испании.

Теперь Колумб решил, что пора возобновить более близкое по духу занятие – открытие новых земель. Если Сибао – не искомое Чипангу, то, возможно это была Сава, родина самой таинственной царицы? В письме о Втором путешествии Силлацио напомнил тот факт, что Колумб недаром включил 71-й главу из Псалтиря в свою «Книгу пророчеств», и, может быть, именно о Саве и размышлял Адмирал? То, что Эспаньола, вне всяких сомнений, была островом, признавали все туземцы. Из этого следовало, что было целесообразно без дальнейшего промедления открыть азиатский континент и уже иметь что сообщить монархам, когда прибудет вспомогательный флот.

Назначив для управления островом в его отсутствие Совет, состоящий из брата дона Диего (главы Совета), а также Бойля, капитана Коронеля, Алонсо Санчеса де Карвахаля и Хуана де Луксана, Колумб приказал подготовить для похода три каравеллы и 24 апреля вышел в море.

Глава 32

Куба и Ямайка (24.04–14.05.1494)

Кто Мне служит, Мне да и последует; и где Я, там и слуга Мой будет.

Ин., 12: 26

Итак, устроив дела в колонии, Колумб вместе с тремя каравеллами отправился с Изабеллы «исследовать материк Индии». Он покинул Кубу шестнадцатью месяцами ранее, скорее надеясь, чем веря, что это азиатский полуостров. Теперь же идея заключалась в том, чтобы идти вдоль побережья до тех пор, пока не будет получено доказательство ее континентального характера, а если окажется возможным, то и установить контакт с неуловимым великим ханом.

Хорошо зарекомендовавшая себя «Нинья», которой Колумб теперь владел на 50 %, служила флагманом. Две другие каравеллы, «Сан-Хуан» и «Кардера» (не исключено, что и на этих судах Адмирал обладал половинной долей собственности, но точного подтверждения этому нет), с косым латинским парусным вооружением предназначались для исследования побережья. Тоннаж «Ниньи», как мы помним, составлял около 60 тонн, при этом Кунео утверждает, что «Сан-Хуан» и «Кардера» были «намного меньше». Судя по численности экипажей, каждая из этих двух каравелл имела тоннаж не более 40. Лоцманом «Ниньи» был назначен Франсиско Нинос, принадлежавший к семье ее бывшего владельца, а в роли мастера выступал Алонсо Медель из Палоса. Кроме штатного лоцмана, навигацией судна занимался будущий картограф и способный навигатор Хуан де ла Коса. Бывший стюард из Первого путешествия Педро Террерос, готовившийся стать капитаном, выполнял функции боцмана, а Диего Тристан (также намеченный к продвижению) и еще один «сухопутчик» из Севильи вошли в состав экипажа добровольцами. Весь экипаж составил 25 человек (из них 16 опытных моряков и грометов, двое из которых были генуэзцами, один – венецианцем, а остальные – из Палоса). Команды других каравелл, что вполне логично, были поменьше. «Сан-Хуан» находился под командованием мастера Алонсо Переса Ролдана. В его подчинении находились лоцман,