Жизнь Христофора Колумба. Великие путешествия и открытия, которые изменили мир - Самюэль Элиот Морисон

жесты. Переводчик Колумба Диего Колон обнаружил, что может достаточно хорошо понимать их язык. Через него туземцы объяснили Адмиралу, что отправились на рыбалку и охоту по приказу касика, затеявшего большой пир в честь визита какого-то высокого гостя, поэтому лежащая на берегу рыба предназначались для копчения, чтобы она не испортилась раньше времени. Колумб раздал туземцам колокольчики и другие безделушки, которые индейцами с радостью обменяли на рыбу. Кроме того, хозяева испытали огромное облегчение, узнав, что никто не тронул их игуан, поскольку их было трудно поймать и охотникам пришлось бы туго, если бы они не смогли оправдать ожиданий своего касика. Со своей стороны могу лишь заметить, что жареная игуана – очень вкусное блюдо, в чем сегодня могут убедиться путешественники, следующие по проторенным дорогам Вест-Индии. Очевидно, первые испанцы не были так смелы, впрочем, как и неизвестный европейский герой, отважившийся в свое время впервые попробовать устриц.

Покинув залив Гуантанамо майским утром перед восходом солнца, флот направился на запад, проходя через воды, густо покрытые водорослями. Сегодня на этом участке побережья едва ли найдется хижина, которая могла бы украсить крутые лесистые склоны Сьерра-Маэстры, но тогда, в 1494 году, множество индейцев, старых и молодых, стекались к кромке воды или выплывали на каноэ, предлагая хлеб из маниоки и калебасы с пресной водой, крича на своем языке: «Ешьте и пейте, люди с Небес!» Милостиво принимая эти простые подарки, Адмирал строго следил, чтобы все подношения оплачивались.

В сорока милях от Гуантанамо в сплошной сьерре обнаружился пролом шириной всего в 180 ярдов, ведущий между крутыми скалами в большой залив Сантьяго-де-Куба. Здесь находилось «бесконечное множество деревень, а земли и поля были такими, что казались прекраснейшими садами в мире. Флот встал на якорь, и им сразу же принесли хлеб, воду и рыбу». Ближайшая деревня Багатикири стояла на столь благоприятном для торговли и земледелия месте, что Диего де Веласкес[259] выбрал его в 1514 году для возведения второго города Кубы – Сантьяго. У этих индейцев совсем не было золота, но они научили де Кунео любопытному способу запекания рыбы. Следовало надколоть вдоль тонкое полено, поместить рыбу в образовавшуюся трещину и поместить над костром. Если насадить рыбу на свежую зеленую палочку (но только не сухую!), она будет приготовлена еще до того, как внешняя древесина прогорит.

На рассвете 2 мая «Нинья», «Сан-Хуан» и «Кардера» прошли вдоль того участка побережья, где 3 июля 1898 года боевой флот адмирала Серверы[260] был вынужден высадиться на берег. С наступлением ночи, если предположить, что в тот день дул свежий ветер, Адмирал должен был уже находиться у Пунта-Туркино. Именно там «тезка» адмирала, крейсер «Кристобаль Колон», последний из сдавшейся эскадры Серверы, закончил свой доблестный отчаянный бой, вписав последнюю и славную страницу в историю испанского владычества в Новом Свете.

Колумб, не ожидая никаких изменений в характере побережья, всю ночь вел флот на запад, и в субботу, 3 мая, в день Обретения Креста Животворящего, достиг далеко выдающегося в море мыса, получившего название Кабо-де-Крус. Кстати, это единственное географическое название, данное Колумбом какой-либо части Кубы, сохранившееся до наших дней.

Поскольку кубинское побережье огибает мыс Крус в северо-восточном направлении, Колумбу показалось очевидным уйти от южного побережья его и отправиться на Ямайку. Ему рассказали об этом важном острове индейцы в Сантьяго, хоть и назвав его правильно, но ошибочно при этом заявив, что он является настоящим источником «благословенного золота» (по записи де Кунео). Адмирал пришел к выводу, что наконец-то напал на след того самого неуловимого золотого острова из Первого путешествия, называемого багамскими индейцами «Бабек» (туземное Babeque и испанское Jameque весьма созвучны).

Во второй половине дня в субботу, 3 мая, флот взял курс немного юго-восточнее. Если бы Адмирал и дальше шел в этом направлении, он «промахнулся» бы мимо восточной оконечности острова. На самом же деле случилось так, что каравеллы достигли примерно середины северного побережья в 95 милях по прямой на север от мыса Крус, после сорока восьми часов плавания. Как пишет де Кунео, погода была столь ужасна, что флот большую часть времени находился под голыми мачтами. Несомненно, на них обрушился северо-восточный новый пассат, причем настолько сильный, что каравеллам пришлось лечь в дрейф, чтобы их не отнесло на подветренную сторону Ямайки. В то время как экипаж флагмана отправился вниз для столь необходимого отдыха, Адмирал, как обычно первым поднявшийся на палубу, отметил, что погода улучшается, и даже сам занялся подъемом парусов, чтобы не беспокоить уставших товарищей.

5 мая Ямайка, отвесная и темно-зеленая, поднялась из моря на фоне заходящего солнца, и флот взял курс на бухту Сент-Энн (Святой Анны), названную тогда Колумбом Санта-Глорией «из-за исключительной красоты ее местности». Бернальдес сообщает нам о вполне оправданном энтузиазме Адмирала по поводу Ямайки: «Это самый красивый остров, который видели глаза; он очень горист, и земля, кажется, касается неба; этот остров больше Сицилии, имеет окружность 800 лиг (я имею в виду мили), и весь он полон долин, полей и равнин; он необычайно густонаселен; даже на краю моря, так же как и в глубине страны, полно очень больших деревень, расположенных очень близко, примерно в четырех лигах друг от друга. У населения больше каноэ, чем где-либо в этих краях, а самые большие из тех, когда-либо виданных, сделаны из одного ствола дерева; и во всех этих краях у каждого касика есть для себя большое каноэ, которым он гордится, словно заправский кастильский судовладелец. Эти каноэ украшены вырезанными орнаментами и разрисованы с носа до кормы и обладают изумительной красотой; одно из них, измеренное Адмиралом, имело длину 96 футов и ширину 8 футов».

Каноэ такой длины не делают уже с тех пор, как были истреблены индейцы, но современные ямайцы все равно унаследовали это искусство. Их выдолбленные каноэ из огромных стволов хлопкового дерева и вмещающие до пятнадцати гребцов, не считая груза, и по сей день являются самыми большими в Карибском бассейне. С песчаным балластом и под самодельным парусом ямайское каноэ может развивать скорость до 15 узлов.

Хотя индейцы Ямайки принадлежали к языковой группе араваков и демонстрировали такую же культуру тайное, как и коренные жители Кубы и Эспаньолы, они были более воинственны. Когда флот Колумба приблизился к побережью, испанцам показалось, что им придется вступить в морское сражение. Как раз в тот момент, когда Адмирал спускал шлюпки, шестьдесят или семьдесят каноэ, полных кричащих и жестикулирующих воинов, отчалили от берега залива Сент-Энн. Каравеллы спокойно продолжили идти своим курсом, а холостой