Жизнь Христофора Колумба. Великие путешествия и открытия, которые изменили мир - Самюэль Элиот Морисон

Итак, Колумб исследовал почти все южное побережье Кубы – как мелководье, так и прилежащие глубины, открыл Ямайку и практически заложил начало колонизации Эспаньолы – всего лишь за одно лето! Но нервное состояние Адмирала никуда не годилось: у него не находилось никаких доказательств своего пребывания на Востоке. Он мог всех заставить поклясться под страхом страшных наказаний, что Куба – это азиатский полуостров, а великий хан где-то совсем рядом, но слова оставались словами. У Адмирала не было ни гор золота, ни жемчужных россыпей, чего все так ожидали от «Индий». Да и на самой Изабелле дела находились в полном беспорядке. Как справедливо заметил Питер Мартира (при описании другого путешествия), «как же часто происходит, когда в процветающие, полезные и удачливые людские деяния фортуна подмешивает несколько семян полыни и портит все чистые всходы злонамеренными сорняками».

Глава 35

Ад в Эспаньоле (1494–1496)

Уверен, что такая отвратительная несправедливость не была угодна Богу.

Лас-Касас. «История», гл. 104

Первым человеком, поднявшимся на борт «Ниньи», когда флот бросил якорь у берегов Изабеллы 29 сентября 1494 года, был брат адмирала Бартоломео, с которым Христофор не виделся пять или шесть лет. Получив отказ от английского короля Генриха VII, Бартоломео отправился во Францию, в которой молодой король Карл VIII, имеющий более близкие практические цели, нежели завоевание Индии, не проявил к проекту Адмирала никакой заинтересованности. Затем Бартоломео присоединился к свите мадам де Бурбон. После возвращения из Первого путешествия Адмирал написал ему письмо, в котором умолял поскорее приехать в Испанию, однако великую новость об открытиях брата Бартоломео все-таки услышал из уст короля, который милостиво подарил ему кошелек со ста кронами[271] на дорожные расходы. Скорее всего, это происходило в конце лета 1493 года, что лишний раз свидетельствует о том, как медленно распространялись новости за пределы Альп и Пиренеев. Несмотря на то что Бартоломео постарался выехать как можно скорее, в Севилью он прибыл уже после того, как Адмирал отплыл из Кадиса.

В Севилье Бартоломео ждало другое письмо, в котором, среди всего прочего, Христофор просил его сопроводить обоих сыновей Диего и Фернандо ко двору, где королева обещала сделать их пажами инфанта дона Хуана. В начале 1494 года он исполнил эту просьбу, когда двор находился в Вальядолиде. Бартоломео произвел прекрасное впечатление на обоих монархов. Он практически сразу получил титул кабальеро, чтобы мог называться «доном», а когда Антонио де Торрес сообщил о срочной потребности Эспаньолы в провизии и медикаментах, Фердинанд и Изабелла, не задумываясь, передали Бартоломео командование тремя быстро загруженными каравеллами. Этот вспомогательный флот вышел из андалусского порта в конце апреля или начале мая и прибыл к берегам Изабеллы в день летнего солнцестояния.

Несмотря на болезнь Адмирала, воссоединение братьев не могло не быть радостным. Христофор и Бартоломео, совместно разработавшие великое предприятие еще в Лиссабоне, разделяли одни и те же лишения, подвергались одинаковым насмешкам и одновременно пережили ряд отказов и разочарований. El Adelan-tado, как обычно называют Бартоломео из-за должности, возложенной на него его братом и утвержденной монархами, снова предстояло делить с Христофором триумфы и невзгоды Адмирала – в основном невзгоды. В любом случае братья прекрасно дополняли друг друга. Не отличаясь оригинальностью мышления и не будучи склонным к мистицизму, прагматичный Бартоломео привнес в этот тандем знания профессионального картографа и опытного лингвиста. Врожденная склонность к лидерству как на суше, так и на море и завидная сила воли сочетались у него с абсолютной лояльностью. Умный, но далеко не интеллектуал, Бартоломео обладал лучшими качествами человека действия и всегда надежного в ситуациях, когда другие терпели неудачу или становились предателями, всегда крепкого здоровья, когда другие заболевали, всегда мужественного, когда другие колебались, всегда уверенного и полного надежд, когда другие падали духом. Никогда не щадя себя, он отказывался щадить других. Суровому по отношению к своим людям и резкому в речах Бартоломео не хватало того, что Лас Касас называл адмиральской «милостливостью и благожелательностью», хотя порой сам Адмирал мог проявить излишнюю строгость, а Бартоломео – мягкость. С самого момента встречи на Изабелле Бартоломео стал главным советником брата и, говоря современным языком, его исполнительным директором.

Бартоломео привез Адмиралу весьма лестное письмо от монархов, необходимые припасы и подкрепления, а также обещания дальнейшей помощи. К сожалению, это была единственная хорошая новость, встретившая Колумба при возвращении из путешествия на Кубу и Ямайку. Ошибки, совершенные перед отъездом в апреле, уже принесли горькие плоды. Его брат дон Диего, человек, более подходящий для монастырской службы, а не для управления колонией, не смог справиться с ситуацией. Жестокое наказание де Охедой касика, присвоившего несколько старых лохмотьев (напомним, что значительная доля вины за этот инцидент лежала и на Адмирале), оттолкнуло от колонистов очень многих туземцев. Освобождение от должности мосена Педро Маргарита привело только к ухудшению положения в колонии.

Безусловно, поведение Маргарита противоречило желаниям и приказам Колумба, но и сам Адмирал, в некотором смысле, сделал мосена заложником ситуации, предоставив колонии право выживать за счет островных ресурсов. Около 250 оставленных идальго и арбалетчиков и 16 солдат имели в своем распоряжении лишь соколиные колокольчики и другие безделушки для обмена на еду. Одновременно Колумб приказал мосену не причинять индейцам вреда (кроме случаев воровства, за которое полагалось обрезать уши и носы) и напомнил, что «государи в большей мере желают спасения этого народа через обращение в христианство, нежели всех богатств, которые могут быть получены с их помощью». Однако при всех подобных благих намерениях испанцам требовалась еда, и Колумб поручил мосену обманом завладеть Каонабо, отправив касику подарки и гарантировав безопасность. Маргарит не проявил никаких попыток исполнить последнее и даже не взялся за самое разумное поручение Адмирала – исследовать остров и собрать данные о его потенциальных резервах.

Пока де Охеда удерживал форт Сент-Томас, Маргарит и его веселые люди рыскали по Вега-Реаль, вымогая золото у туземцев, насилуя женщин и быстро истощая туземное продовольствие. С учетом природного изобилия индейцы никогда не держали под рукой много еды, но, как без особого преувеличения сказал Лас Касас, «один испанец съедал за день больше, чем целая семья туземцев за месяц». Когда туземцы отказались предоставить колонистам то, чего у них просто-напросто уже не было, люди мосена перешли на угрозы, избиения и показательные телесные наказания, причем не только простых людей, но и благородных индейских «аристократов», называемых nitainos; испанцы уводили множество жен и дочерей «без