Жизнь Христофора Колумба. Великие путешествия и открытия, которые изменили мир - Самюэль Элиот Морисон

реку и пуститься прямиком к Изабелле. Впрочем, один раз по дороге конкистадор сделал остановку, чтобы поправить «королевские украшения».

Пока Каонабо, закованный в цепи, «рычал и скрипел зубами, словно ливийский лев» в местном калабусе, Адмирал снова направил де Охеду в Сибао, где, по слухам, шурин плененного вождя по имени Бехехио собирал враждебные силы. История повторилась по тому же сценарию: конкистадор выдвинулся в горы со своим непобедимым конным отрядом, Бехехио дал лучший бой в своей жизни и в составе других пленников был доставлен в Изабеллу. Правда, в отличие от воинственного зятя, ему удалось сбежать. После этих событий Колумб прошел триумфальным маршем по острову, население которого начало понемногу умиротворяться. По словам Фернандо, к 1496 году Эспаньола уже была настолько покорена, что одинокий испанец мог совершенно спокойно отправляться куда угодно и безвозмездно получать еду и женщин.

Очевидно, вместе с Торресом на Изабеллу приплыли женщины с детьми – первые европейки, достигшие Нового Света. Это следует из замечания Фернандо, что «после завоевания острова его белое население насчитывало 630 человек, большая часть которого была больна, в том числе немало женщин и детей». Теперь, когда Изабелла начала приобретать вид оседлой колонии, Колумб подумывал, что пора отправиться в Испанию и позаботиться о собственных интересах, однако в июне 1495 года природный катаклизм нанес его судам непоправимый ущерб. Лас Касас был уверен, что это был суд божественного провидения и кара за бесчисленные злодеяния и беззакония испанцев. Питер Мартира рассказывает о произошедшем более обстоятельно: «В этом же году, в июне месяце, с северо-востока поднялся такой неистовый ветер, о каком в последнее время никто не слышал. Сила его вырывала с корнем великие деревья. Налетев на гавань, вихрь потопил три корабля, стоявшие на якоре, и порвал канаты на части. Было большим чудом, что все происходило без шторма и даже морского волнения – ветер лишь три или четыре раза прошел вокруг Изабеллы. Как утверждают туземцы, в том же году море стало дальше выходить на сушу и его уровень поднялся выше на локоть, чего никогда не случалось на их памяти».

Крепкая маленькая «Нинья» выдержала ураган, но «Сан-Хуан», «Кардера» и, вероятно, «Гальега» оказались полностью разбитыми. К счастью, в число ремесленников Изабеллы входили и корабельные мастера, и Адмирал приступил к строительству нового судна из спасенных обломков. Так со временем была спущена на воду и оснащена парусами и снаряжением с других судов удобная небольшая каравелла в 50 тонн, по своим характеристикам максимально приближенная к «Нинье». Каравелла получила официальное имя «Санта-Крус», хотя моряки прозвали ее «Индия» в знак того, что это было первое судно, построенное в Новом Свете.

В течение девяти или десяти месяцев (с мая 1495 по февраль или март 1496 года) братья Колумб в основном занимались освоением острова. Лас Касас, имеющий доступ к ныне утерянным адмиральским отчетам перед монархами, откровенно раскрывал методы испанцев. Во внутренних районах острова были выстроены еще три форта, используемых в качестве своего рода военных баз. Армия Колумба прошла маршем по острову, заставляя теперь уже совершенно запуганных туземцев подчиняться правлению вице-короля и ставя условие выплаты дани золотом.

Не важно, кто придумал эту ужасную систему, – в любом случае Колумб нес за нее полную ответственность, как за единственное средство производства золота на экспорт. Каждый туземец в возрасте от четырнадцати лет и старше, подчиняющийся указу вице-короля (или имея единственную альтернативу быть убитым), должен был раз в три месяца сдавать соколиный колокольчик, наполненный чистой золотой пылью, а один из касиков по имени Маникаотекс (очевидно, глава самого богатого золотоносного района) был обязан каждые два месяца сдавать по калебасу с золотом на сумму 150 кастельяно. Туземцы, жившие в местах, где золота не было в принципе и его нельзя было добыть даже в речных руслах, могли заменить эту дань одной арробой (двадцатью пятью фунтами) пряденого или тканого хлопка вместо трехмесячной выплаты золотой пыли. Каждый индеец, доставивший дань на один из вооруженных постов, получал на шею латунный или медный жетон с печатью, защищающий его от новых вымогательств. Как писал Лас Касас, эта система была «по сути иррациональной, крайне обременительной, невозможной, невыносимой и отвратительной».

Истинность последнего суждения несложно оценить при осознании всей трудности извлечения золота из грунта и русел рек Эспаньолы. Те украшения, которые, как изначально показалось испанцам, доказывали изобилие золотых месторождений на острове, в действительности представляли собой труд и накопления нескольких индейских поколений. Ко времени введения Адмиралом описанной выше «системы» у индейцев уже практически изъяли все старые запасы. Теперь золото можно было получать только вымыванием из песка и гравия по руслам рек и ручьев или же с помощью еще более трудоемкого процесса, возможного только при целенаправленном рабском труде. В этом случае требовалась расчистка земли от кустов и деревьев, ее последующее рыхление и многократное повторение попыток найти место, содержащее «платежеспособную грязь». Отдельные индейцы могли намывать требуемое количество золота (четыре колокольчика в год), но только в облюбованных ручьях и при самом неустанном труде, к которому они не привыкли. Иногда некоторым везло и им удавалось найти крупный самородок, но, как правило, оплатить дань даже при всем желании не получалось. Один из касиков по имени Гуарионекс часто говорил Адмиралу, что если бы получил участок пахотной земли от моря до моря, то смог бы вырастить достаточно пшеницы, чтобы накормить десять раз всю Кастилию со всеми подданными, но собрать назначенную норму золота не в его силах. Но Адмирал, «добродетельный христианин, исполненный добрых желаний», стремящийся компенсировать монархам огромные расходы и заткнуть рты своим критикам, пошел лишь на одну уступку – сократил непомерную дань на 50 %. Но для подавляющего большинства туземцев и эта норма оказалась запредельной. Как писал Лас Касас, «…некоторые подчинились, а для других это было невозможно; и поэтому, впав в самый жалкий образ жизни, некоторые укрылись в горах, в то время как другие, поскольку насилие, провокации и нанесение увечий со стороны испанцев не прекращались, убивали некоторых христиан за особые повреждения и пытки, которым подвергались. Тогда сразу же против них осуществлялась месть, называемая «наказанием»; не только убийцы, но и все, кто мог находиться в той деревне или даже вокруг нее, подвергались казням и пыткам безо всякого уважения к человеческой и божественной справедливости и даже к естественному закону, под защитой которого сами находились».

На бежавших в горы устраивались охоты с гончими; а на тех, кому все-таки удалось спастись, обрушились голод и болезни; тысячи несчастных, осознавших неизбежное, в отчаянии приняли яд маниоки, чтобы покончить со своими страданиями.