Жизнь Христофора Колумба. Великие путешествия и открытия, которые изменили мир - Самюэль Элиот Морисон

Отнюдь не обескураженный намеком на то, что король и королева недоброжелательно отнеслись работорговле даже под благовидным обещанием превратить язычников-каннибалов в христиан и полезных работников, Колумб приступил к налаживанию «человеческого рынка» на Эспаньоле. И это после того, как он снова и снова заявлял, что тайное – самые добрые, миролюбивые и великодушные люди в мире, которые не хотят ничего, кроме шанса стать хорошими подданными и добрыми христианами. Порабощение туземцев на их собственных островах не было для Колумба новой идеей. Впервые эта мысль уже посещала Адмирала в 1492 году, но теперь он прибегнул к более чудовищному средству – отправил сотни несчастных созданий за границу, на невольничий рынок Севильи.

Мигель де Кунео сохранил для нас некоторые печальные подробности. Он записал, что в результате недавней карательной экспедиции около полутора тысяч пленников были согнаны в Изабеллу. Около пятисот «лучших мужчин и женщин» были погружены на четыре каравеллы, а затем Колумб объявил, что любой христианин может взять себе столько, сколько ему заблагорассудится, из оставшихся. После окончательного «разбора» оставалось еще около четырехсот пленников, среди которых находилось множество женщин с грудными детьми. «Счастливчикам» было предложено проваливать на все четыре стороны. «Опасаясь, что мы передумаем, матери оставляли младенцев где-нибудь на земле и убегали с видом отчаявшихся людей, бросая все и удаляясь от Изабеллы далеко за горы и огромные реки на семь или восемь дней пути». Некий касик по имени Гуатигуана и два его вождя, которых считали ответственными за убийство христианских мародеров, были связаны, готовые к тому, что на следующий день их застрелят из арбалетов, но предстоящее веселье испанцев оказалось подпорченным: туземцы перегрызли друг другу связывающие их путы зубами и благополучно скрылись.

Четыре каравеллы под командованием Антонио де Торреса отплыли из Изабеллы 24 февраля 1495 года. В число их пассажиров входили Мигель де Кунео и Диего Колумб, которого Адмирал отправил домой в качестве защитника в суде против предполагаемой клеветы Бойля и Маргарита. Де Торрес еще не усвоил курс, проложенный Адмиралом, в 1493 году на север до широты Бермудских островов и далее на восток до Испании. Он попытался пройти более южным маршрутом и в результате потратил впустую месяц, блуждая среди Малых Антильских островов. Наконец, опасаясь, что запасы провизии окончательно иссякнут, Торрес отошел на 150 лиг севернее (по словам Кунео), попал в зону сильных западных мартовских ветров и добрался из Пуэрто-Рико до Мадейры за 23 дня. Страдания индейцев, запертых под трюмными люками в штормовую погоду, лучше не пытаться описывать. На последнем отрезке от Мадейры до Кадиса, пишет Кунео, «около двухсот индейцев погибло, я полагаю, из-за непривычного воздуха, более холодного, чем у них. Мы бросаем их в море. Первой увиденной землей оказался мыс Спартель; вскорости мы достигли Кадиса, где высадили всех рабов, половина из которых были больны. Думаю, что они не годны к работе, поскольку очень боятся холода и долго не проживут». Дон Хуан Фонсека выставил в Севилье на продажу оставшихся, где Бернальдес увидел их «голыми, какими они были на самом деле, и смущавшимися не больше диких зверей…». По его словам, «они не очень прибыльны, так как почти все умерли, поскольку наша страна им не подходит». Хорошенькое начало для построения заморских торговых отношений с Индией!

С этого времени тайное Эспаньолы начали проявлять гораздо больше мужества, чем им изначально приписывал Колумб, хотя, скорее, это было мужество отчаявшихся. Сбежавший касик Гуатигуана теперь пытался оттеснить незваных гостей в море. Нет никаких сомнений в том, что, если бы все племена Эспаньолы объединились воедино, они могли бы сокрушить испанцев численностью, несмотря на их слабое вооружение. К сожалению, как и в подавляющем большинстве войн между индейцами и европейцами, они так и не смогли выступить вместе. Гуаканагари, народ которого пострадал от христианских мародеров наравне со всеми, остался непоколебимо верен своему неписаному договору с Адмиралом, а касики на других концах острова тешили себя надеждой, что смогут оставаться в безопасной изоляции, если не будут беспокоить белых захватчиков, руководствуясь принципом, что это не их война.

Тем не менее Гуатигуане удалось собрать впечатляющую по своей численности размерам армию в Вега-Реале. 27 марта 1495 года Адмирал (восстановивший свои силы), аделантадо (ищущий возможность свои силы испытать) и Алонсо де Охеда (не знающий, куда свои силы девать, и всегда готовый сражаться) выступили из Изабеллы навстречу Гуатигуане во главе двухсот пеших и двадцати верховых бойцов, дополненных двадцатью гончими и отрядом индейских союзников под началом Гуаканагари. У Пуэрто-де-лос-Идальгос испанская армия спустилась в долину и заняла позиции в засаде на флангах тесно сбившихся посередине сил Гуатигуаны. Сражение началось с выстрелов аркебузиров из засады, но это в большей степени лишь встревожило туземцев, нежели нанесло им какой-то вред. Затем де Охеда под лай собак бросился в испуганную, сбившуюся людскую массу, нанося удары копьем и мечом. Этого было достаточно. Индейцы, «всегда полагавшие, что человек и лошадь – единое животное», были полностью разгромлены, и в результате еще одна большая группа рабов была окружена.

Но оставался еще Каонабо, с которым только предстояло разобраться. По слухам, он был самым отважным и воинственным из касиков, и испанцы мечтали свести с ним давние счеты за убийство гарнизона Навидада.

Де Охеда отправился к Каонабо, решив пленить его честным или нечестным путем. Он встретился с касиком в его «штаб-квартире» на южном склоне гор Сибао и пригласил посетить Изабеллу для заключения договора с христианами, пообещав при этом подарок в виде бронзового колокола из испанской церкви. Насколько де Охеде было известно, касик кое-что слышал об этом предмете и мечтал получить его в собственность. Как и следовало ожидать, Каонабо проглотил наживку, но предусмотрительно взял вооруженный отряд вассалов для охраны. Когда испанцы и индейцы расположились лагерем на берегу реки, де Охеда достал из седельной сумки полированные стальные браслеты-наручники и пару кандалов, захваченных с собой в надежде захватить касика живьем. Индейцы всегда восхищались латунью, которую почему-то называли «тури», и де Охеда поведал храброму воину, что эти вещи изготовлены из настоящей negro turey de Vizcaya[272]. По словам испанца, такие украшения надевает король Испании, когда по праздникам садится на коня. Захочет ли касик носить украшения, достойные испанского короля? Касик захотел. Его усадили позади конкистадора, приладили к рукам и ногам «украшения», а тело привязали к телу самого де Охеды. По сигналу конкистадора солдаты разогнали ничего не понимающих телохранителей в разные стороны, а испанцу ничего не стоило пустить коня галопом, перемахнуть через