Опасная профессия - Жорес Александрович Медведев

ясно, что это работа КГБ. Цензуры телеграмм-молний ночью, очевидно, не было, во всяком случае написанных по-английски. Да и понять, о чем идет речь, мог только получатель. Телеграмма была доставлена в гостиницу и просунута под дверь номера израильской делегации. Будить гостей ночью не стали. Натан Шок получил мою телеграмму рано утром 4 июля. В своей книге он пишет, что был в шоке, и приводит английский текст полностью.

Шок снова обратился к Чеботареву, но тот опять ответил, что не знает ничего о Медведеве и его исчезновении. Прибывший в Киев 3 июля Б. Стрелер был настроен более решительно. Вокруг Стрелера и Хейфлика сразу образовалась группа ученых, которая требовала от Чеботарева как президента конгресса и будущего президента Международной геронтологической ассоциации официального заявления и письменного заверения в том, что Жоресу Медведеву будет предоставлена полная свобода контактов с иностранными коллегами. Прекратить участие в конгрессе в знак протеста против политического вмешательства в его работу были готовы около пятисот иностранных ученых. Они уже ознакомились с текстом моей телеграммы. Стрелер требовал телефонного разговора со мной. Но для этого нужно было узнать номер моего телефона в Обнинске. Оказалось, что его знает профессор А. Эленс (Antoine Elens), бельгийский ученый из Намюра. Он говорил по-русски и в 1968 году несколько месяцев работал в Институте цитологии в Ленинграде. Я с ним встречался и несколько раз разговаривал по телефону. Он также хотел увидеть меня в Киеве и сообщил заранее открыткой, что будет жить в гостинице «Украина».

5 июля в шесть часов утра меня в Обнинске разбудил телефонный звонок. В трубке я услышал неповторимый бас Бернарда Стрелера: «Zhores! Bernard Strehler is speaking… How are you?»

Я рассказал ему вкратце, что случилось. Он ответил, что американцы готовы бойкотировать конгресс, если меня не вернут в Киев. Я объяснил, что это нецелесообразно и что в случае возвращения в Киев мне обещаны «осложнения». Стрелер в то же утро доложил активной группе, возглавляемой Хейфликом, о том, что Жорес Медведев действительно был арестован 2 июля, по-видимому, КГБ и отправлен в Москву с явного согласия Чеботарева, президента конгресса, с которым агенты КГБ были в контакте. Медведев, однако, находится в добром здравии и возвращаться в Киев не намерен. После этого мои друзья в Киеве решили, что Хейфлик должен встретиться с Чеботаревым и двумя его помощниками (В. В. Фролькисом и Н. Верхратским) для составления официального документа-протокола, в котором будет зафиксировано право Медведева беспрепятственно встречаться со своими иностранными коллегами. От Чеботарева не требовали подписей, а лишь устного согласия с составленным заявлением. Хейфлик и Стрелер понимали, что выполнение такого обещания зависит далеко не только от самого Чеботарева. Однако в тот же день они собрали пресс-конференцию для находившихся в Киеве иностранных корреспондентов и сообщили о событиях, связанных с арестом и высылкой из Киева Медведева, и об обещании Чеботарева. Эпизод с моим арестом и с возможностью бойкота конгресса быстро получил международную огласку. Сообщения агентств Associated Press и Reuter, переданные из Киева 5 июля, были напечатаны 6 июля в сотнях газет в разных странах. В последующем мне прислали вырезку из шотландской газеты Scotsman, выходящей в Глазго, с заметкой «Scientist is sent back to Moscow by secret police» («Ученый выслан в Москву тайной полицией»). В ней приводился и текст моей телеграммы. Все эти события вскоре комментировались и в редакционных статьях журналов Science и Nature.

Встречи в Москве

После окончания Геронтологического конгресса многим делегатам были организованы различные экскурсии. Во все экскурсионные программы входила и Москва, откуда зарубежные геронтологи улетали в свои страны. В Москве я смог, уже без всяких препон (и даже без видимой слежки), встретиться с Хейфликом, Стрелером, Эленсом и другими учеными. Позже, после визита в Абхазию для знакомства с уникальным горным районом долголетия, приехал в Москву с супругой и Натан Шок. (Ему и другим геронтологам представили в Сухуми нескольких абхазских горцев в возрасте 140 лет и старше. Посещение их родных горных деревень становилось теперь особым маршрутом «Интуриста».)

Интересной для меня была встреча с Д. А. Холлом (D. A. Hall), председателем Британского общества по изучению старения. Он рассказал, что как член исполкома Международной ассоциации геронтологов обратил внимание на то, что вводная лекция Медведева на секции по нуклеиновым кислотам была в окончательной программе, предоставленной из Киева в мае 1972 года, замещена лекцией Ричарда Катлера (Richard Cutler), американского биохимика. Имя Катлера стояло без названия темы. Холл хорошо знал, что Катлер изучает ферменты, а не нуклеиновые кислоты. Поэтому он написал письмо Чеботареву с возражениями, подозревая политические причины замены. Чеботарев ответил, что «Медведев не сможет прочитать лекцию, так как изменил несколько лет назад направление своих исследований». Эта выдумка показывала, что на советских организаторов конгресса уже с весны оказывалось давление, с тем чтобы предотвратить мое участие в его работе. Я старался понять, кто был инициатором этой акции, явно нелепой и трудновыполнимой по отношению к научному сотруднику, нормально работающему в исследовательском институте. Обычно в таких акциях подозревают КГБ. Но КГБ все же был исполнительным полувоенным органом. Он выполнял директивы Политбюро или решения Совета министров и по собственной инициативе не стал бы создавать для ареста Медведева большую оперативную группу только для того, чтобы заблокировать строго научный доклад. Арест на 10 или 15 суток, как это явно планировалось (судья, подобно «свидетелям», ждал своего часа, очевидно, в этом же здании), мог бы вызвать реальную остановку работы всего конгресса. Нелепым с оперативной точки зрения был и сам арест перед входом во дворец «Украина», на виду у иностранцев. Я мог бы действительно сопротивляться и даже позвать людей на помощь. Пришлось бы применять насилие. Вывода или хотя бы гипотезы у меня нет и до сих пор. Очевидно лишь то, что это были те же люди, которые давали команду в 1970 году на проведение «психиатрической» акции. Наиболее вероятно, что инициатива исходила из идеологического отдела ЦК КПСС. Секретарь по идеологии, второй по рангу член Политбюро, М. А. Суслов имел право давать команду если и не всему КГБ, то, по крайней мере, его 5-му Управлению, выполнявшему функции политической безопасности. Неудача этой операции и неоправданный риск срыва работы конгресса и возникновения международного скандала могли теперь вызвать лишь озлобление и какие-то новые акции. Я понимал, что в покое меня не оставят даже в Боровске.

В начале сентября меня пригласил в свой кабинет директор института Н. А. Шманенков и уже почти по-дружески и с