Опасная профессия - Жорес Александрович Медведев

Одевшись, мы поднялись в номера израильской делегации. Для двенадцати ученых из Израиля были предоставлены две большие комнаты без телефона и других удобств. Лишь глава делегации и президент Геронтологического общества Израиля профессор С. Бергман (S. Bergman) получил отдельный номер в другой гостинице. Отношения между СССР и Израилем после Шестидневной войны в 1967 году были очень плохими. Советское консульство в Тель-Авиве было закрыто. Гершон и его коллеги получали визы на въезд в СССР через советское посольство во Франции. В очень плохую киевскую гостиницу они, по-видимому, попали не случайно. Но это, судя по всему, их не беспокоило. На столе быстро появились бутылки красного вина и какие-то другие продукты, явно неместные. Некоторые члены израильской делегации приехали с чемоданами, наполненными консервами. Я рассказал Дэвиду Гершону о своих проблемах и показал приглашения 1971 года. Он ничему не удивился. По его словам, президент Международной ассоциации геронтологии профессор Натан Шок приедет в Киев только завтра – 1 июля – и будет жить в гостинице «Днепр» на Крещатике. Из США он сначала полетел в Бухарест для знакомства с знаменитым румынским Институтом гериатрии и геронтологии Анны Аслан, который уже давно рекламировал препарат «геровитал» для омоложения старых людей. Это был первый синтетический геропротектор.

– Будете ли вы на открытии конгресса послезавтра? – спросил Дэвид.

– У меня нет пригласительного… – ответил я.

– Вот вам мой билет, – Гершон протянул мне карточку с эмблемой конгресса, – они не именные, а мы пройдем все вместе.

Программа открытия Геронтологического конгресса, назначенного на 16 часов 2 июля, судя по приглашению, состояла из приветствий правительств СССР и УССР, а также председателя Киевского горсовета. После этого с докладом об успехах геронтологии выступал профессор Шок. Академик Д. Ф. Чеботарев должен был представить обзор достижений советской геронтологии. Сессия завершалась общим банкетом и большим эстрадным концертом. Мы договорились, что я буду сидеть в зале вместе с израильской делегацией. Гершон, уже прочитавший в 1971 году английское издание нашей с Роем книги «Кто сумасшедший?» («Question of Madness»), был готов к любым неожиданностям. К тому же он был не только геронтологом, но и, в случае угрозы войны, майором израильской армии.

Встреча с Натаном Шоком

С Натаном Шоком я переписывался и обменивался оттисками статей с 1957 года, но лично не встречался. Приезд в Киев стал его первым визитом в СССР. Научные интересы президента МАГ лежали в области физиологии человека, и он изучал динамику изменений различных функций организма (объема легких, силы разных мускулов, остроты зрения и слуха, работы сердца, почек и печени, иммунологических реакций, прочности костей и т. д.) с возрастом. Синхронности в этих изменениях не было, и именно разная скорость старения отдельных органов и тканей, специфичная для каждого индивидуума, составляла научную проблему. Предпринимались попытки объяснить, почему одни люди стареют быстрее, другие медленнее. Шок был хорошим организатором, и именно он основал не только первый в США Федеральный центр по изучению старения в Балтиморе, но и Американское геронтологическое общество и ежемесячный Journal of Gerontology. По инициативе Шока общества по изучению старения в разных странах объединились в Международную ассоциацию геронтологии, первый конгресс которой состоялся в 1950 году. В 1972 году Шоку было 65 лет.

Н. Шок, безусловно, знал о моих проблемах, связанных с публикацией книг за рубежом. Все эти книги он получал прямо от издателей по моей просьбе (так же, как Леонард Хейфлик, Бернард Стрелер и некоторые другие коллеги). Тем не менее он направил мне приглашение в 1971 году. В последующем, в отчете о конгрессе в Киеве в разделе «Politics and Science», Шок писал:

«Научный комитет Международной ассоциации геронтологии был уверен, что Медведеву будет позволено появиться в программе 9-го Конгресса, так как этот конгресс планировался в Советском Союзе» (Nathan W. Shock. The International Association of Gerontology. A Chronicle – 1950 to 1986. N.Y.: Springer. P. 181).

Увидеть Шока, таким образом, можно было лишь вечером 1 июля. Я уже знал, что с американцами, даже высокопоставленными, можно встречаться без предупреждения и без всяких формальностей. В той же книге Шок пишет:

«Мы (Шок отправился в путешествие с женой. – Ж. М.) получили ключи от нашего номера лишь в 7 часов вечера. Представьте наше удивление, когда оказалось, что ключи не могли открыть дверь. Персонал гостиницы также не смог справиться с этой задачей. Была вызвана команда ремонтников, которая просто выломала дверь. Войдя, мы увидели помещение, состоявшее из кухни с холодильником, столовой, приемной и спальни. Все помещение было лишь недавно оборудовано и обновлено, так как еще оставался запах свежей краски… Вообразите наше удивление, когда после позднего ужина, который нам принесли лишь в 9 вечера, открыв в 10 часов вечера дверь в ответ на стук, я увидел д-ра Медведева, который пришел приветствовать меня в Киеве и сообщить о ряде проблем…» (p. 182).

Поскольку Шок и его жена выглядели очень усталыми, я не стал вдаваться в подробности и лишь сообщил, что советский Национальный оргкомитет, вопреки первоначальному собственному приглашению, исключил мой доклад из программы явно по директиве из Москвы. Шок пообещал, что поговорит об этом с президентом конгресса Чеботаревым и они обязательно найдут для моего доклада место в программе. По его словам, на больших конгрессах всегда кто-то не приезжает и возникают «пробелы». Программа уточняется и меняется каждый день.

2 июля. «Пройдемте с нами, гражданин»

В полдень, за несколько часов до открытия конгресса, меня пригласил на ланч в одном из буфетов Октябрьского дворца культуры Леонард Хейфлик, профессор Стэнфордского университета в Калифорнии. Я с ним давно переписывался и встречался в 1966 году, когда он приезжал в Москву для участия в Международном конгрессе по микробиологии. Хейфлик был известен открытием процесса старения тканевых клеток при выращивании их в культуре. Это открытие сделало не только колонии лабораторных животных, но и культуры клеток удобным объектом для изучения возрастных изменений, что быстро расширило число исследователей биологии и молекулярной биологии старения. В 1970 году Хейфлик приглашал меня на год для работы в своей лаборатории, но я тогда не пытался реализовывать это приглашение, полагая, что такую поездку мне не разрешат. В начале 1972 года Хейфлик отправил мне два письма, извещая о своем намерении приехать в Киев. Но я этих писем не получил, они были, очевидно, перехвачены почтовой цензурой. О том, что Хейфлик уже в Киеве, я узнал случайно по спискам прибывших делегатов, которые вывешивались в секретариате конгресса. Здесь же