Опасная профессия - Жорес Александрович Медведев

привела, однако, Нобелевский фонд к решению опубликовать нобелевскую лекцию Солженицына независимо от ее публичной презентации. На квартире Наталии Светловой был сделан микрофильм текста, который перевез в Стокгольм шведский корреспондент Стиг Фредриксон (Stig Fredrikson).

Сборник Нобелевского фонда, в котором была опубликована среди других лекций 1971 года и лекция Солженицына, вышел в свет в августе 1972-го. Обширные цитаты из этой лекции появились во многих западных газетах. В передачах западных радиостанций на русском языке текст лекции звучал несколько раз. В то время, не имея опыта жизни в западных странах, я рассматривал изложенные в лекции мысли Солженицына как способные оказать какое-то влияние на положение литературы. Я сразу не понял, что это была, по существу, проповедь. Солженицын тогда все еще слишком идеализировал «западные ценности», не осознавая, что литература в формировании русской культуры, продолжавшей православную древнегреческую и византийскую, сыграла значительно более важную роль, чем в западноевропейской культуре, имевшей древнеримские и католические корни. Солженицын призывал людей отказаться от безудержного стремления к материальному благополучию и признать приоритет духовных ценностей. Однако «духовности» именно в «западных ценностях» было немного. За этим призывом Солженицына проглядывало религиозное убеждение в том, что существует вечная душа и именно о ней следует заботиться. Солженицын также считал, что художественная литература – это самая высшая форма человеческой активности. Между тем литературная деятельность – удел немногих, имеющих редкий талант. Она, как музыка или живопись, создает духовные ценности, но не решает многих других проблем наций и обществ. На месте Солженицына-писателя, давшего голос миллионам людей, пострадавших от тирании, в содержании его нобелевской лекции появился Солженицын-пророк, озабоченный судьбой всего человечества.

Глава 16

Встреча с Дэвидом Гершоном в Киеве

Приехав в Киев 29 июня, я сразу отправился в секретариат Международного конгресса по геронтологии, который для советских участников находился в Институте геронтологии АМН СССР на Вышгородской улице. Иностранных участников почему-то регистрировали отдельно в Октябрьском дворце культуры в центре города. Как член Всесоюзного общества геронтологов я по своему удостоверению смог без проблем зарегистрироваться в качестве участника конгресса, однако приглашения на его открытие 2 июля во дворце «Украина» выдавали лишь по списку официально приглашенных на этот форум, моего имени там не было. Не смог я получить и направления в какую-либо гостиницу. На конгресс приехало значительно больше участников, чем ожидалось, и номера во всех гостиницах были уже заняты или забронированы. Однако два знакомых биолога, с которыми я давно переписывался, предложили мне остановиться у них, я принял приглашение одного из них, хотя он жил далеко от центра города.

Столь многолюдное международное научное собрание проводилось в Киеве впервые. Только по предварительной регистрации в 9-м Геронтологическом конгрессе участвовали 2510 делегатов из сорока одной страны. Советская делегация численно превосходила все остальные. Американские ученые, их ожидалось около пятисот, преобладали среди иностранцев. Почти по сто человек приехало из Великобритании и Японии, восемьдесят из ГДР и шестьдесят из ФРГ. Большие делегации прибыли из Италии, Польши и Румынии.

Для меня наибольший интерес в программе конгресса представляли пленарные сессии по темам «Современные идеи о существе старения» и «Регуляция и адаптация механизмов старения», а также симпозиумы по возрастным изменениям ферментов, по сравнению старения в тканях и в культурах клеток, по морфогенетической программе клеточной смерти и сравнительному изучению старения у разных видов животных. Значительная часть докладов была посвящена медицинским и социальным аспектам старения. В отдельные заседания выделялись такие проблемы геронтологии, как атеросклероз, изменения гормональных систем, различия в характере старения у женщин и мужчин, синдромы преждевременного старения и другие. Две сессии конгресса были посвящены нуклеиновым кислотам. На одной из них по первоначальному плану должен был стоять в качестве обзорного и мой доклад или лекция. Секцию по старению на клеточном уровне возглавлял мой друг Бернард Стрелер, симпозиум по старению в культурах клеток координировал Леонард Хейфлик, а симпозиум по возрастным изменениям ферментов – Дэвид Гершон из Израиля.

С Гершоном я прежде не встречался, но мы обменивались письмами и оттисками статей. Его исследования возрастных изменений индивидуальных ферментов считались среди геронтологов очень важными для понимания молекулярных механизмов старения.

Всего на конгрессе, судя по трем томам рефератов, было представлено 1218 различных сообщений. Реферат моего доклада, посланный в Киев в сентябре 1971 года, не был включен в эти сборники. Меня это теперь не очень беспокоило, так как основные положения этого доклада в июне были уже опубликованы в журнале Nature.

30 июня, еще раз зайдя в секретариат, где происходила регистрация прибывающих участников, я пытался узнать, остаются ли в силе те официальные приглашения от Международного и Национального комитетов на представление доклада, подписанные президентом Международной ассоциации геронтологии (МАГ) Натаном Шоком и президентом конгресса Д. Ф. Чеботаревым, которые я получил весной 1971 года. Ни В. В. Фролькис как председатель программного комитета, ни Нестор Верхратский, генеральный секретарь оргкомитета, которых я считал своими друзьями, не могли ничего объяснить. Они явно были удивлены наличием у меня официальных приглашений, одно из которых, от советского оргкомитета, по обычаям отечественной бюрократии было подтверждено круглой гербовой печатью. Ни Фролькис, ни Верхратский, ни Чеботарев явно не ждали меня в Киеве. Они полагали, что такой проблемы не могло и возникнуть, ведь неизвестная мне инструкция по поводу Жореса Медведева пришла, по-видимому, из Москвы.

День был очень жаркий. Побродив по городу в пиджаке с галстуком, я почувствовал, что было бы хорошо освежиться в душе. Сначала подумал о бане. Но, по словам прохожих, поблизости такого заведения не было. На одной из улиц я увидел небольшую гостиницу «Театральная», которая, судя по планировке, напоминала Дом колхозника. В таких гостиницах-общежитиях комнаты рассчитаны обычно на несколько человек и в подвальном этаже есть общие душевые. Предположение оправдалось. Спустившись вниз, я обнаружил на одной из дверей табличку: «Душевая для мужчин». В одном конце большого помещения стояли кушетки для одежды, в другом – несколько душей без кабинок. Хорошо помывшись – мыло было среди моих туалетных принадлежностей в портфеле, – я вдруг сообразил, что у меня нет полотенца. Рядом заканчивал мытье невысокий, но мускулистый мужчина лет сорока пяти, с несколько необычной стрижкой очень темных волос. Общие душевые не располагают к особым церемониям…

– Товарищ, нет ли у вас полотенца? – спросил я.

– I am sorry, I do not speak Russian, – ответил мой сосед.

– Are you here for Gerontological Congress? – догадался я.

– Yes, I am from Israel.

– What is your name?

– David Gershon.

– О, Дэвид Гершон, – обрадовался я, – я Жорес Медведев.

– Жорес, – обрадовался теперь мой сосед, – вот