Наперегонки с ветром. Идеальный шторм - Лера Виннер
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Существо, которое теперь владело этим домом, было недовольно тем, как легко Райан, – до сих пор так верно служивший ему Райан, – предавал его.
Очутившись между молотом и наковальней, – между ним и Нильсоном, – последнего он справедливо боялся больше.
– От кого? – Кайл поинтересовался отрывисто, намекая, что у него не так много времени на господина бывшего мэра.
Готтингс выпрямился. Очевидно, почувствовал то же, что чувствовала я.
Нас и правда нужно было торопиться, потому что оно двигалось на нас, но ни шагов, ни любого другого шума, которое могло бы производить некогда человеческое тело, слышно не было.
– От её отца, – теперь в голосе Райана послышались слезы. – Он принес это. Когда в очередной раз вернулся из столицы. Сказал, что это самый драгоценный дар. Что оно сделает для меня всё. Всё, о чем я только захочу попросить его. Хотя и потребует платы. Небольшой, всего несколько лет жизни. Десять или пятнадцать. Я и так не хотел доживать до немощи.
Это была обычная история, не хуже и не лучше остальных – люди платили тварям отпущенным им временем, и каждый наивно полагал, что счёт ему выставят в самом конце. Прожить яркую жизнь, обладая почти неограниченной властью и умереть в расцвете красоты и сил, успев насладиться плодами своих трудов, но не превратившись в бледное несложное подобие самого себя, – что могло быть заманчивее?
Никто из них никогда не вносил этот пункт в договор, полагая его очевидным.
Никто не задумывался о том, что свою плату сущность может потребовать в любой момент. Вырвать обещанные ей годы в тот момент, когда они больше всего нужны и желанны, насытиться и уйти, оставив душу скитаться неприкаянной.
А впрочем, если бы наивных и тщеславных дураков было меньше, меньше стало бы и работы у Германна Хольца, и занятных баек, которые он привозил из своих поездок по таким делам.
– А ещё оно просто огня. Оно любит огонь.
Готтингс вдруг схватился за голову, сгибаясь пополам, – то ли в порыве сожаления, то или потому, что она начинала лопаться от боли.
Твари, подобные той, с которой он связался, не терпели болтливости и хорошо хранили свои тайны.
Райан продолжал еще что-то бормотать, но речь его стала бессвязной, а в уголках губ выступила кровавая пена.
Ему уже нельзя было ничем помочь, как нельзя было ещё чего-либо добиться, в наводнение за чужими конвульсиями ни мне, ни Кайлу не доставляло ни малейшей радости.
Огонь в камине продолжал гореть.
Обойдя кресло, из которого начал подниматься Кайл, я рискнула сунуть руку прямо в него, провести ладонью над окошком, ощупывая основание дымоходной трубы.
Это пламя и правда не обжигало, полностью и безоговорочно подчиняясь тому, кто зажег его, и можно было почти не торопиться.
Долго искать мне не пришлось.
Рукоять сама легла в ладонь, и, извернувшись, я вытащила старинный кинжал с широким и длинным лезвием.
Он был помещен в каменной кладке так, чтобы, доставая его, человек не рисковал порезаться, но ножен не было.
Никаких дополнительных ограничений.
На эту вещь среагировали и я, и Эмери, но поискать тайник в камине, там, где огонь так легко может раскалить или даже опалить, ни одной из нас в голову не пришло.
Развернувшись, я обнаружила, что Кайл стоит над обмякшим на диване телом.
Умер ли Райан сам, прикончила ли его из мести эта вещь, очутившись в моих руках, или Кайл добил из жалости, – мне не было интересно, да и роли это не играло.
Позаботившись о том, чтобы тело не поднялось и не начало бродить по округе, он подошел ко мне.
Не спеша отдавать и тем самым взваливать на него дополнительную нагрузку, показала ему кинжал, протянув на раскрытых ладонях.
Кайл поморщился.
Это значило, что избавляться от него придется долго, грязно, затратно.
Мы всё еще не знали, кто привез во Фьельден эту дрянь, да ещё и подсунул ее мэру, а оставлять этого человека в живых было нельзя.
Равно как и нельзя было проводить обряд в занятом тварью доме.
Ни о чем не договариваясь вслух, мы переглянулись, готовясь убраться отсюда поскорее.
Кайл мазнул рукой, открывая окна и двери.
Под очередным порывом ветра рама ударилась о стену, и осколки посыпались на пол.
Мы оба развернулись на этот звук, потому что он оказался неестественно громким, и именно в этот момент справа, за камином мелькнула тень. Удар, нанесенный чем-то очень тяжелым, пришёлся мне в затылок, а вслед за ним наступила тишина.
Глава 21
Разбудил меня тоже ветер. Он настойчиво выл над ухом, требуя подняться, и я открыта глаза.
Перед лицом оказалась резная ножка журнального столика, а под щекой – жёсткий ворс ковра.
Камин погас, но холода я не ощутила. Разве что раскроенная голова отозвалась ослепительно острой болью при попытке сесть.
В другом месте и в другое время я всерьёз рисковала бы умереть после такого удара. Подтверждением тому служил тяжёлый канделябр на пять свечей, лежащий рядом.
Выпрямившись, я первым делом положила ладонь себе на затылок. Она тут же сделалась липкой от крови, но спустя пару минут рана затянулась, покрылась коркой, а потом и вовсе исчезла без следа.
Ещё один неоспоримый плюс того, что моя кровь смешалась с кровью Кайла – в его ночь я могла выздороветь так же быстро, как он. До нереальности скоро.
Мне пришлось задержаться ещё на бесконечно долгую минуту, чтобы убрать следы своей крови с канделябра.
Труп Райана Готтингса сидел в той же позе на софе, а в воздухе искрили остатки ярости Кайла.
Это была короткая вспышка, которой он не успел дать воли, но она запечатлелась в пространстве, осела короткой шальной улыбкой на моих губах.
Вне всякого сомнения, он знал, что я жива, и ушёл отсюда добровольно. Не потому что не хотел оставлять бесчувственную заложницу, а для того, чтобы закончить всё самостоятельно, пока я прохлаждаюсь здесь.
Кинжал тоже предсказуемо пропал.
Когда я вышла на улицу, Фьельден оставался всё таким же тёмным, зато ветер усилился. Теперь он гнул нижние ветки деревьев, и, хотя не мог ещё дотянуться до вершин, это было вопросом времени.
Тот самый идеальный шторм был вопросом времени – буря, которая перемелет людей и их нехитрое имущество в муку.
Никто из них так и не рискнул высунуться наружу или прильнуть к окнам, и