Наперегонки с ветром. Идеальный шторм - Лера Виннер

в костре, продолжала свирепствовать, хотела уничтожить и забрать с собой как можно больше.

– Женевьева!

Кайл не закричал, а просто окликнул, и она повернулась, посмотрела на него чистыми и ясными глазами.

Это точно не было взглядом человека, сгорающего заживо.

– Не беспокойся. Иногда приходится чем-то жертвовать, ты же знаешь.

Улыбка, которую она послала Кайлу вслед за этим взглядом, стала утешительной и нежной.

Инстинктивно вцепившись в его руку и почти не чувствуя, что он точно так же вцепился в меня, я наблюдала за тем, как Женни поднималась на ноги.

Окончательно позеленевший огонь охватил её платье полностью, заплясал в волосах, перекинулся на лицо.

Она по-прежнему не издавала ни звука, и продолжала стоять, даже когда пламя поглотило её тело полностью.

Оно сверкало и переливалось, отливало чернотой и синевой, и было намного сильнее того, что манило меня летом в поле.

А потом процесс вдруг стал обратным.

Огонь продолжал извиваться вокруг Женни, но теперь он не уничтожал, а ласкал её кожу, зализывал и лечил её раны, игриво сверкал в волосах, как дорогая лента в праздничном венке.

Опускаясь ниже, он приводил в порядок и её одежду. Прошёлся по ногам, тронул запястья, стирая глубокие кровоподтёки – следы от верёвки.

Из центра костра раздался рёв.

Предсмертную победу, которую тварь уже успела отпраздновать, вырвали у неё из зубов.

Вернее, она вырвалась сама.

Не открывая глаз, Женевьева начала оседать на землю, и Кайл почти оттолкнул меня, чтобы успеть подхватить её вовремя и оттащить в сторону.

Я положила руку ей на шею просто чтобы удостовериться в том, что мне ничего не мерещится, – Женни была жива. Она просто спала у Кайла на руках, дышала во сне глубоко и ровно, а на щеках остался лишь лёгкий здоровый румянец.

Зато пламя притихло.

Со всей своей яростью оно бросилось не на лес, а обратно, принялось остервенело пожирать самое себя и то, что корчились в нём.

Мы с Кайлом посмотрели друг на друга, молчаливо сходясь на том, что наша работа закончена.

Фьельден получил своё, а здесь всё само закончится.

Его глаза были восхитительно чёрными, а мои губы пересохли от жара.

Я почувствовала это только когда мы убрались подальше, остановились под колышущейся на ветру жимолостью, чтобы он мог перехватить Женевьеву удобнее.

– Где Эмери? – на попытку заговорить потрескавшаяся кожа отозвалась болью.

Или это просто давали себя знать его вечерние укусы.

Кайл застыл, а потом огляделся по сторонам так, словно только теперь сообразил.

С того момента, как я облегчила нам задачу, позволив книге прикончить Джеральдину, ни один из нас ее не слушал.

Мы оба были уверены, что она выберется.

Она сама сказала это, предлагая поступить именно так:

«Заткнитесь и не лезьте, разберусь без вас».

И всё же я её не чувствовала.

Зелёное пламя продолжало бушевать, пламя плавило одержимый кинжал, чтобы земля могла впитать и надёжно запечатать ставший жидким метал.

Даже на некотором расстоянии от него было так жарко, что пот ручьями стекал по шее, и свет начинал становиться ослепительным, но Эмери мы увидели одновременно.

Раскрытая книга лежала на земле страницами вниз, под завернувщейся юбкой мёртвой Джеральдина.

Она была там, в своей физической оболочке, но молчала, хотя не могла не понимать, что от огня её отделяет в лучшем случае минута.

Та минута, за которую её не станет.

Это не был обычный костёр, разведённый мальчишками, тот, который она, пусть и с трудом, но смогла пережить. Это пламя действительно уничтожало, и за ним для неё не было ни небытия, ни вечности, ни надежды однажды вернуться. Только конец.

И она не пыталась спастись.

Не хотела вынуждать Кайла делать это.

Не хотела остаться без него и брошенной им.

Я скинула куртку, чтобы не зацепиться порванной подкладкой, и бросилась вперёд.

Контролировать огонь мне было некогда, пришлось оставить это Кайлу, хотя я и знала, что ему придётся непросто.

Костёр уже жил своей жизнью, ревел и стенал, метался на ветру.

Я упала на одно колено, не решаясь опускаться на землю полностью, и всё равно обожглась. Огонь не успел в меня вцепиться, но опалил жаром, и я выругалась сквозь зубы, хватаясь за уголок кожаного переплёта.

Эмери зашипела досадливо и зло. Она успела приготовиться к единственно возможному исходу, а я так бесцеремонно вторглась её планы.

– Заткнись, сука бешеная, – воспользовавшись прекрасным поводом, я сорвала раздражение на ней.

Жар и рокот пламени продолжали нарастать. Кайл не давал ему прикоснуться к нам, но даже его власть была не безгранична.

Пригнувшись и прижав книгу к животу, я побежала обратно, а тварь, которая осталась погибать, издала за моей спиной последний мучительный рёв.

Глава 22

Проводить бывшего мэра Готтингса в последний путь, казалось, пришёл весь город. Огромная толпа, которой на старом кладбище не хватило места, собралась на дороге.

Кто-то шептался, кто-то тихо плакал, но слезы эти скорее были следствием испуга и простого человеческого сочувствия к Самуэлю.

Все жители Фьельдена так или иначе знали о том, что Райан не слишком любил старшего сына, но потерять в одночасье всю семью любому было бы тяжело.

Сам Сэм стоял над раскрытой могилой и смотрели только в неё, прямой и молчаливый.

Бледная Женевьева стояла рядом с ним.

Она ничего не помнила о позапрошлой ночи. Её память обрывалась в тот момент, когда я бросила в Джеральдину книгой, и на вопрос Самуэля о том, стоил ли помочь ей вспомнить, Кайл ответил коротким отрицательным кивком.

Присутствовать на этих похоронах нам всё же пришлось. В какой-то мере, потому что не явиться было бы неприлично. В гораздо большей степени, – потому что Сэм об этом попросил.

Он видел всё, что случилось на той поляне, и минуты, в которые сгорела его жена, отпечатались не только в его душе, но и на лице.

Нет, он не поседел от ужаса и не стал жёстче от пережитого отчаяния, но что-то в нём переменилось.

Как могло измениться лишь в том, кто окончательно понял и осознал, какая власть ему дарована.

Ответственность, сила, обязательства.

Постепенно познавая себя, он с момента своего рождения всей душой любил Фьельден, был частью его.

Но теперь что-то стало между ними по-другому.

Город доверился ему настолько, что пропустили в святая святых, показал свою оборотную сторону.

Обгоревшие останки казначея и его вдовой дочери закопали так же, как в той далёкой деревне похоронили Агнис – суетливо, с