Наперегонки с ветром. Идеальный шторм - Лера Виннер
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Люди не знали, что случилось, но чувствовали кожей – ничего хорошего, ведь ни голову Миголя, ни её остатков так и не нашли.
Лес принял от Кайла кровавую жертву, пусть и обещанную не им. Взял её и переродился, умывшись этой кровью.
Даже теперь, когда Тёмное время наступило и зима стояла у порога, он не казался страшным.
Словно та ласковая улыбка, с которой Женевьева пожертвовала собой, спасая его от огня, до сих пор блуждала между деревьями.
Как будто он запомнил её и пытался воспроизвести на свой лад.
И всё же застывшая над кладбищем тишина, почти противоестественная для такой церемонии, не была его работой.
Чтобы скоротать время я прощупывала толпу и находила, что в действительности о Райане Готтингсе и его безвременно почивших родственниках скорбели не многие.
Кто-то пришёл поглазеть на историческое для города событие.
Другие хотели лично удостовериться в том, что всё закончилось. Не будет больше ни грабительских поборов, ни взяток, которые нужно было давать за всё то, что власти обязаны делать и так.
Сам Фьельден остался для них прежним. Погасшие фонари и свечи люди с готовностью списали на непогоду, а изуродованные трупы в горах – на несчастный случай, разведённый по глупости и разбросанный ветром костёр.
Они не знали о том, что Райан попытался стереть их город с лица земли.
Не имели представления о планах, которые строил на этим руины Гарри Миголь. Восстановить то, что можно, накормить тех, кого удастся спасти, – и он стал бы новым отцом-основателем, его потомки, рождённые Джеральдиной от кого угодно, стали бы править этими землями.
Инстинктивно растирая обожженное в ту ночь, но зажившее ещё до наступления рассвета предплечье, я думала о том, что они оба были смехотворны. И Готтингс, и его казначей.
А впрочем, настоящее зло никогда и не выглядит устрашающим.
Когда всё закончилось, мы с Кайлом вместе заглянули к мадам Мод, чтобы выпить кофе.
Наш корабль отплывал на рассвете, каюта и места для трёх лошадей были оплачены, а основную часть вещей мы отправили в порт еще вчера. При нас оставались только кони и седельные сумки, и ни я, ни Кайл не хотели ни с кем прощаться.
Слишком бессмысленными были такие сцены, слишком много времени забирали.
– Как насчёт пива? Или вина? За упокой заблудшей души, – вдова быстро и озорно подмигнула нам.
Так бы мимолетно и понимающе улыбнувшись ей в ответ, Кайл согласился на вино.
Первое потрясение ещё не прошло, и будущее не стало очевидным, но город уже начинал праздновать. Напуганные и смущенные своей радостью, которая неизменно порицалась Церковью и обществом, люди соединяли свои кружки и бокалы украдкой. Кое-кому хватало приличия и изобретательности делать вид, что пьют они за здоровье Сэма Готтингса.
Как и полагалось хорошему Хозяину, он остался ни при чем, никоим образом не был связан с событиями той долгой и мрачной ночи. И тем не менее, все от мала до велика знали, что без него не обошлось.
Фьельден праздновал своё освобождение, конец незримой войны, которая велась за него.
На обратном пути к дому на глаза мне попалась старуха Мюррей. Она стояла на пороге своего дома, тяжело оперевшись о дверной косяк и смотрела перед собой отсутствующими взглядом.
Кайл глубоко и учтиво поклонился ей. В ответ старая ведьма презрительно фыркнула и скрылась внутри.
Она всё ещё не терпела возможных конкурентов.
Последнее оставшееся у нас дело было намечено на вечер. На тот час, когда люди устанут и начнут успокаиваться, мирно съедят свой ужин, и после всех переживаний их непреодолимо поклонит в сон.
Даже после всего случившегося Сэм и Женни остались в своём флигеле, хотя и отпустили прислугу.
Собираясь к ним, я всё же накинула на нас обоих морок, хотя такая предосторожность и была излишней – на нас некому было обращать внимания.
Ветер улёгся, а дождь лишь едва накрапывал, и для защиты от него хватало капюшона, но местные всё равно предпочитали сидеть по домам и держаться подальше от окон.
– Спасибо, что пришли, – Сэм пропустил нас в дом, и вдруг быстро улыбнулся мне.
Как будто с благодарностью.
Он помог мне снять плащ, и, разворачиваясь, я наткнулась взглядом на три чемодана, стоящие в углу.
– Вы всё-таки переезжаете?
– Да, – замершая в дверном проходе, ведущем в гостиную, Женни пожала плечами. – Дом Маргарет Мерц пустует с тех пор, как после смерти Йозефа она перебралась к Сесиль и детям. Она предложила нам расположиться в нем, пока мы не обзаведемся собственным.
– Я бы оставил тебе ключи…
Кайл заговорил, глядя только на Сэма, но тот качнул головой, прерывая его:
– Не можешь, я знаю. Я теперь много что знаю.
Он снова рассеянно улыбнулся, и лишь теперь я поняла, что адресована эта улыбка была не людям, а ситуации.
Сегодня был важный для него вечер.
Ещё более важный, чем оставшийся позади день.
– Что будешь делать с этим? – Кайл обвёл флигель выразительным взглядом, имея в виду не только его.
Вряд ли во Фьельдене нашлись бы желающие жить в доме, принадлежавшем умершим один за другим Готтингсам.
– Снесу, – сделав приглашающий жест рукой, Самуэль позвал нас в гостиную. – Построю на этом месте что-нибудь полезное. Школу, например. Денег у города на это хватит. И когда-нибудь мы начнём славиться самыми образованными детьми в стране.
– Кое-кто уже полон планов, – Женни кивнула на чайный столик, где были приготовлены четыре чашки и печенье. – Может быть, хотите поужинать?
Она волновалась не меньше своего Сэма и трусливо оттягивала момент.
Разговоры о переезде были приятны.
Перспективы, которые открывались перед городом – ослепительны.
Самуэль принял Фьельден таким, каков тот есть, и взамен лес хотел преподнести ему настоящие сокровища. Деньги, которых хватит и на школу, в которой дети смогут учиться, независимо от своего происхождения, и на новые дороги, и дома для тех, кто нуждается в жильё.
И всё же мы пришли сюда не за этим.
Кайл дал обещание и собирался выполнить его перед отъездом, хотя мне эта идея не нравилась.
Она могла считаться жизнеспособной до того, как мы трое увидели то, что увидели в лесу.
Сама Женевьева выглядела лишь немного хмурой и раздосадованной тем, что лишилась таких важных воспоминаний, но ни я, ни Кайл, ни Сэм даже при всём желании не смогли бы обмануться на этот счёт.
Всё, что она говорила и делала,