Пособие по выживанию для оборотней - Светлана Гусева

Предупреждение Цербера застало его врасплох. Когда Туомас пришел в себя, ни одна ветвь не шевельнулась там, где скрылся его собеседник: ни следов, ни шороха шагов, ни тени промеж деревьев. И что самое странное — от незнакомца не осталось даже запаха.

Запах есть всегда, даже если ты только что вышел из душа. Но напрасно Туомас с полчаса кружил между деревьями, то и дело натыкаясь на дачные заборы, — Цербер как сквозь землю провалился, не ответив ни на один вопрос, не оставив ни зацепок, ни следов.

Выводов было немного.

Yksi: самый главный — Дарья изначально не хотела никого наказывать.

И если, как уверял его Цербер, никто и шагу не смел ступить в полнолуние без ее ведома, то напрашивался следующий вывод.

Kaksi: Волчица точно знала, кто укусил мальчика.

Хотя Дарья и заставляла оборотней собираться на полнолуние в Логове, в этом не было ничего от пресловутой безопасности, о которой твердило «Пособие по выживанию…», — только жажда власти. Туомас содрогнулся, вспомнив ее яростные ласки и наконец осознав, что…

Kolme: …все это время Дарья планировала сделать его козлом отпущения на случай, если придется предъявлять виновного Церберу. Чтобы защитить своих. Чтобы защитить себя.

И ему не полагалось ни суда, ни последнего слова.

Словно в тумане, Туомас выбрался из поселка и сел в подошедший трамвай, даже не взглянув на номер. Тревога за Игоря разъедала его, мешая сосредоточиться. Цербер не посмеет тронуть мальчика, который всего лишь оказался не в том месте не в то время. Пока еще Игорь ничего не нарушил — но если что-то, хоть что-то с планом доктора Германа пойдет не так, то случится большая беда.

Добравшись до дома, Туомас, не раздеваясь, рухнул на матрас и забылся тревожным сном, в котором снова и снова задавал доктору Герману единственный вопрос, но, проснувшись, не смог его вспомнить.

Утром неожиданно потеплело, но с теплом вернулась и привычная питерская облачность, так что Туомас взмок за пару минут быстрой ходьбы. Звонок из консульства застал его по пути к метро — немного удивленная беглостью его речи девушка сообщила, что просьба о продлении визы удовлетворена и Туомас теперь с чистой совестью мог оставаться в России почти до самого Рождества. Мысль о том, чтобы навестить сестру, мелькнула и тут же угасла. Он уже несколько раз садился за ноутбук, чтобы написать ей, — но каждый раз письмо отправлялось в черновики. Он знал, что Ханна волнуется, но не понимал, почему она сама ни разу не написала за полтора месяца.

Никому не хочется иметь сумасшедшего брата, которого стоило бы упечь в больницу, а не отпускать на все четыре стороны. Ах да, еще и финская полиция ждет его с нетерпением на допрос о трейлере Найджела. Но Ханна молчит, может, что-то случилось?..

У запертого кабинета доктора Германа Туомаса подкараулила сонная, по обыкновению чем-то недовольная Полина.

— Будет после обеда, — буркнула она и стрельнула глазами в сторону ВИП-палаты. — Кстати, ты опоздал.

— Опоздал?

Внутри у Туомаса похолодело. Не вслушиваясь в дальнейшие слова старшей сестры, он бросился по коридору, чуть не сбив бабу Дуню, присевшую на уши очередному санитару. Дверь в ВИП-палату была плотно прикрыта, но Туомас ворвался с такой скоростью, что едва не снес ее с петель.

— Что… Ой, Том, это ты?

Игорь сидел одетый на постели и грыз яблоко. Поверх одеяла у него в ногах валялось несколько книжек с незнакомыми обложками. Пульт от телевизора и подаренная мальчику электронная книга лежали у дальней стены на свободной койке — их место на тумбочке занимала плетеная корзинка с немагазинного вида румяными яблоками.

Фруктовый запах дурманил еще с порога. Отец Авенир, сидевший на самом краешке кровати, медленно повернулся к Туомасу.

— Так это и есть твой таинственный друг? Что же ты сразу не сказал, мы ведь с ним знакомы, — сообщил он мальчику будничным тоном. — Том, верно?

— Как здорово, что ты пришел! — Игорь подпрыгнул и замахал свободной рукой. — Мы тут болтаем с отцом Авениром. Он уже второй день ко мне заходит.

Туомас проглотил упрек — с Авениром или без, но пугать Игоря рассказом о встрече с Цербером он не собирался, поэтому кое-как выдавил улыбку и подошел ближе.

— И правда, знакомы. Успели составить впечатление друг о друге.

Руки священнику он не протянул. Игорь, почувствовав неладное, разом растерял задор и беспомощно заморгал.

Авенир, однако, совершенно не смутился:

— Тело наше бренно, но когда оно страдает, человек не способен думать ни о чем другом, кроме как об исцелении. Когда же тело здорово, настает время позаботиться о спасении души.

— Для этого вы прокрались сюда? Чтобы спасти душу невинному ребенку? Потому что он единственный пациент, который не вышвырнет вас за дверь?

— Том!

— Ничего, — Авенир снисходительно погладил Игоря по макушке. — Твой друг-санитар приехал из Финляндии, там ничего не знают о православии и о том, что не бывает душ, которым бы не требовались опора и поддержка в трудную минуту. Там другое христианство, мой мальчик, но ты не переживай, это совершенно не повод для каких-то раздоров.

Не повод? Туомас, стиснув кулаки, сверлил его бешеным взглядом. Авенир смотрел на него не моргая, и лишь в короткой бородке угадывалась еле заметная усмешка.

— Думаю, отец Авенир не знает, Игорь, что любая религия существует для того, чтобы морочить людям мозги. Особенно тем, кто попал в тяжелую ситуацию — потерял близких людей или заболел. И когда бедняга идет в церковь в надежде получить утешение, то вместо этого получает целый свод правил, которым должен следовать до конца жизни, чтобы якобы обрести спасение.

— Обидные слова выдают в тебе озлобленного жизнью человека, сын мой, — с напускным смирением проговорил Авенир. — Кто-то причинил тебе много боли, а может быть, ты сам стал ее причиной и теперь не можешь простить себя. Не нужно стыдиться своей слабости и отвергать протянутую руку.

И он действительно протянул руку. Игорь с надеждой и испугом смотрел на Туомаса, который с отвращением покачал головой:

— Боюсь, я недостаточно чист, чтобы касаться вашей руки, отец.

— Позволь указать тебе путь к свету. Вам обоим.

В этот момент Туомас почти поверил, что Авенир искренен. Глаза священника горели фанатичным огнем, и Туомасу стало по-настоящему страшно — как устоять перед такой слепой верой? Именно такие, как Авенир, шли за свои убеждения в огонь и воду — и вели за собой других.

— Лучше я вам, — Туомас развернулся и изящным движением указал на дверь. — Прошу, Isä[26]. Уверен, многие