От Северского Донца до Одера. Бельгийский доброволец в составе валлонского легиона. 1942-1945 - Фернан Кайзергрубер

Когда, вскоре после восхода, мы покидаем лес и подходим к Деренковцу, небо над нами окрашено в багрянец и золото, особенно на востоке и северо-востоке. Это огонь пожарищ, последствия разгорающихся повсюду сражений! Когда мы наконец входим в село, то видим там скопление людей из всех подразделений. Следует отметить, что в самом начале окружения, даже чуть раньше, мешок с окруженными сейчас войсками по размерам практически равнялся территории Бельгии. Высшему командованию сразу стало ясно, что настолько растянутая линия фронта непригодна для обороны таким незначительным количеством войск. Возникла необходимость сокращения размеров мешка – только не так, как это делалось раньше, – чтобы любой ценой избежать расчленения войск, что пытались сделать русские. До сегодняшнего дня им пока не удалось этого добиться. Но они полны решимости довести дело до конца!

28 и 29 января русские атакуют с северо-востока, с запада и юго-востока, по линии Богуслав-Звенигородка-Шпола. Затем Ольшанку, Корсунь-Шевченковский и Стеблев, где яростные контратаки отбрасывают их; эти населенные пункты жизненно важны для спланированного нами прорыва. 30 января русские предпринимают генеральное наступление по всему периметру окружения. 31 января все повторяется, за исключением северо-восточного сектора. 2 февраля наносятся удары с южного и северного направлений и не такой значительный с востока. На следующий день происходит то же самое. Однако 3 и 4 февраля подошедший с юга и юго-запада 3-й танковый корпус контратакует русских снаружи, что вынуждает их сосредоточиться на нем. В то же самое время русские самолеты сбрасывают на нас листовки с предложением сдаваться! Они подписаны комитетом «Свободная Германия»[72].

На сегодня, 4 февраля, территория мешка составляет лишь четверть от той, что была в начале окружения! 5, 6 и 7 февраля мы с Дрионом, вместе с другими солдатами из разных подразделений – в основном немцами, но также и пятью-шестью «бургундцами» – отправляемся на линию фронта восточнее Деренковца. В этом месте существует опасность русского прорыва, который стал бы катастрофой для планов Верховного командования. Здесь мы занимаем исходные позиции, потому что русские уже заняли лес напротив нас. В это время «бургундцы» в Староселье сражаются один против пяти[73]. Под командованием Вождя (Дегреля) и Командира (Липперта) они стремительной атакой вновь захватывают холм с ветряной мельницей, с которого утром им пришлось отступить.

Мой друг Дрион отправился в деревню на поиски чего-нибудь съестного. Возвращается он где-то в пять-шесть утра, с карманами набитыми сахаром-сырцом и флягой соленых помидоров и огурцов. Он видел Деравье, который велел нам явиться к нему в Деренковец. Впервые мы принимаемся за наш «неприкосновенный запас», обильно приправленный огурцами и помидорами, а на десерт по две-три пригоршни сахара! На этом участке спокойно, хотя дважды, вчера и сегодня, небольшие группы по семь-восемь человек выходили из леса перед нами. Пройдя метров сто в нашем направлении, они, подумав, свернули налево, вдоль линии леса. Слева по ним открыл огонь пулемет, прижимая группу к земле. Они вскочили и бросились к лесу, но пулемет снова застрочил огнем. В результате только двое из них добрались под прикрытие леса, но я не мог видеть всех подробностей, поскольку находился довольно далеко. Севернее, но дальше влево слышны более частые и более продолжительные перестрелки. Ближе к ночи я сообщаю нашим немецким товарищам слева и справа, что наш командир приказал нам явиться в Деренковец. Мы возвращаемся к дороге в 200 метрах от наших позиций и направляемся прямо в деревню.

Дриону не удается отыскать дом Деравье, хоть мы и потратили на поиски целый час. Мы нашли дом, занятый немецкими камрадами, где оставили лошадь и повозку на попечение «пана». Им всегда можно доверять, потому что они любят животных. Поев немного хлеба, мы снова отправляемся искать старшину Деравье, которого в результате находим в избе, стоящей в переулке, перпендикулярном центральной дороге. Он сообщает нам, что группа машин застряла в лесу и на дороге между Белозерьем и Деренковцом. Старшина рад слышать, что его вещи находятся на нашей подводе и что мы собираемся перегнать ее сюда. Он благодарит нас за нашу находчивость и оперативность.

На следующее утро, 8 февраля, Дрион возвращается на сахарный завод Деренковца и приносит полный сухарный мешок сырца. Кроме того, он сообщает, что обнаружил серые мешки с маркировкой «Raffinerie de Tierlemont»![74] Днем мы с Дрионом направляемся на юг от деревни, на позиции, где находились вчера. Ситуация становится все более критической. Все, более или менее пригодные к службе, отправляются на позиции. На самом деле мы видим здесь даже раненых товарищей, которых легко отличить по их повязкам и которые пришли сюда, чтобы внести свой вклад! Другие ковыляют вдоль дороги к другим позициям. Погода стоит отвратительная. Холодно, но не морозно. Внезапные дожди чередуются с метелями. Мы погружаемся в мир грязи, снега и воды, как над нашими головами, так и под ногами у нас. Наши замерзшие и промокшие ноги погружаются в жижу на дне окопов, дождь и снег хлещут по нашим лицам. Распухшие руки, покрасневшие и растрескавшиеся, с большим трудом удерживают оружие, они практически потеряли чувствительность. Постоянно в степи перед нами взрываются русские снаряды, а лес и холмы каждый раз возвращают нам эхо от этого грохота. И наконец, есть некоторые более точные попадания, когда над головами свистят осколки, которые зарываются в грязь и снег позади нас, ближе к дороге.

Очевидно, русские хотят прощупать нашу оборону. Они готовятся к атаке, но в какое время? Прямо сейчас? Этим вечером? Ночью? Наступает вечер, за ним ночь, и каждый из нас, по очереди, скорчившись на дне окопа, старается хоть немного поспать. Засунув руки в рукава своего мотоциклетного пальто, в которое я укутался как можно плотнее, наклонившись вперед и присев на корточки, мне удается немного согреться. Но я ничего не могу сделать с погруженными в грязь и снег ногами. Отвратительная, длинная, просто бесконечная ночь. К счастью, мы, и я, и Дрион, не впадаем в уныние и сохраняем способность смеяться над нашим положением, над нашими несчастьями – возможно, не так радостно, как нам хотелось бы, но тем не менее от всего сердца.