Опасная профессия - Жорес Александрович Медведев

Александровна встала с постели, на столе стоял самовар, тот самый, который хозяйка получила в наследство от своих родителей, и он все еще исправно служил хозяевам после Берлина и Урала. Через полчаса стали прощаться, объятия, поцелуи, слезы. Все понимали, что эта неожиданная встреча может оказаться последней.

В Москву мы ехали в одном из последних вагонов уже малоярославской электрички. Здесь было меньше пассажиров. Малоярославец – небольшой городок, это следующая остановка после Обнинска. Дельбрюк был очень рад поездке, но сильно удручен состоянием своего учителя. Николай Владимирович не мог писать и читать без сильной лупы. Для Дельбрюка было очевидно, что Тимофеевы-Ресовские живут в большой нужде, о чем свидетельствовала и обстановка в квартире, слишком маленькой не только по американским, но и по европейским стандартам (в Германии у Тимофеевых-Ресовских был дом). Из трех комнат с низкими потолками самую маленькую, около восьми квадратных метров, занимал кабинет Николая Владимировича со старым диваном и письменным столом, которые Елена Александровна привезла еще из Буха в 1956 году, когда ей разрешили приехать к мужу на Урал. Дельбрюк этот диван помнил новым. Полки с книгами и папки с оттисками также были привезены из Германии. В столовой, служившей и гостиной, самой большой комнате квартиры, на стенах висели картины русского художника Олега Александровича Цингера, уехавшего из Москвы еще мальчиком двенадцати лет с родителями в 1922 году и жившего до 1945 года в Берлине. (После войны он уехал в Париж, где прославился, и в 1969-м был уже знаменитым художником.) Цингер близко дружил с Тимофеевым-Ресовским и подарил ему много картин. Он написал и портрет Николая Владимировича, каким тот был в 1945 году. Некоторые из этих картин Дельбрюк уже видел в доме Тимофеева-Ресовского в Берлине. В 1969 году они все еще были без рам.

Макс был очень озабочен тем, как бы помочь Тимофееву-Ресовскому и улучшить его быт и материальное положение. Он считал, что нужен переезд в Москву. Я объяснил ему все сложности и рассказал об отказах академий даже рассматривать кандидатуру Тимофеева-Ресовского для избрания членом-корреспондентом, что могло бы сразу изменить его статус. В Москве, куда мы вернулись около шести вечера, я отвез Дельбрюка в гостиницу по другой линии метро, с «Киевской» кольцевой, чтобы показать еще несколько станций. Он предложил мне поужинать, но я отказался, объяснив, что хотел бы вернуться в Обнинск не слишком поздно. Он и сам очень устал, ему в то время исполнилось уже шестьдесят четыре года. Как оказалось, его в тот день разыскивали для приемов в АМН СССР и в Госкомитете по науке и технике. Были неоднократные звонки в Академию и в гостиницу из посольства США – посол тоже рассчитывал на встречу с лауреатом. Американцы не понимали, как в Москве на весь день мог «исчезнуть» нобелевский лауреат, первый раз приехавший в СССР. На следующий день Дельбрюк в разговорах на неизбежных приемах говорил в основном о том, чтобы советские академии и разные научные комитеты приняли меры для улучшения жизни и работы самого выдающегося в мире генетика классической школы. От банкетов и посещений институтов он отказался и 4 декабря улетел в Стокгольм.

Тайна переписки охраняется законом

Таким был заголовок новой книги, которую я начал готовить с конца 1969 года. Однако материалы для нее накапливались постепенно в течение нескольких лет. Книга «Международное сотрудничество ученых и национальные границы», над которой я работал в 1968–1969 годах, к этому времени уже была закончена, объем ее составил около 250 страниц. Я отпечатал восемь экземпляров, сделал микрофильм и давал читать рукопись друзьям, но без разрешения на перепечатку и фотокопирование. Самиздат, уже явно взятый под контроль американскими спецслужбами, обеспечивал теперь материалом для передач радиостанции «Свобода», «Свободная Европа» и другие, а также русские службы «Голоса Америки», Би-би-си, «Немецкой волны» и пр. Публикации самиздата заполняли и эмигрантские газеты и журналы: «Русскую мысль» (Париж), «Новое русское слово» (Нью-Йорк), «Грани» и «Посев» (Мюнхен), «Новый журнал» (Нью-Йорк) и другие. Русские журналы стали выходить и в Израиле. Я не хотел вливаться в этот поток и предполагал печатать свои работы в независимых издательствах, в основном на английском языке и по договорам как исследования.

Статья 128 Конституции СССР, принятой в 1936 году и остававшейся в силе в 1970-м, утверждала, что «тайна переписки охраняется законом». В соответствии с этим Уголовный кодекс РСФСР предусматривал, что нарушения тайны переписки частными лицами и государственными учреждениями подлежат преследованию по закону (УК РСФСР, статья 135).

Положение о соблюдении тайны переписки было включено во Всеобщую декларацию прав человека, принятую Генеральной Ассамблеей ООН в 1948 году, и в Пакт о гражданских и политических правах, также принятый ООН и ратифицированный СССР (статья 17 этого Пакта).

В 1969 году работавшая в кооперации с почтой таможенная служба имела право проверять печатные произведения, отправляемые по почте. Они пересылались почтой по сильно сниженному, льготному тарифу по сравнению с письмами. Поэтому для отправки оттисков статей или журналов и газет существовали особые, большие и плотные конверты с зажимами, которые можно было легко открыть для проверки содержимого. Некоторые печатные издания, например порнографию, таможенная служба могла конфисковывать, составив акт и указав причину. Правила в этом отношении были неодинаковы в разных странах.

Я вел тщательные наблюдения за судьбой всех своих писем с 1961 года. Примерно с 1965-го моя корреспонденция стала довольно обширной и составляла часть научной работы. Все деловые письма отправлялись авиапочтой заказными и с уведомлениями о вручении, которые возвращались назад с подписью адресата. Если уведомление о вручении не возвращалось в течение двух месяцев, что в то время случалось редко, я составлял официальную жалобу-рекламацию и запрос о судьбе письма, к которому прилагал квитанцию, выписанную в окне заказных писем. Моя книга «Тайна переписки охраняется законом» о всех существующих проблемах была опубликована на разных языках (на русском в 1972 году в Лондоне и в 2003-м в Москве), поэтому не буду повторять здесь описания даже очень интересных казусов. Важно лишь отметить, что деятельность в этом направлении в конечном итоге, правда через несколько лет, изменила систему отправки заказных писем в СССР и из СССР. Пропажи писем при этом не прекратились, но появилась возможность выяснить, в какой стране пропажа произошла.

Каждое заказное письмо, согласно почтовым правилам, регистрируется в особых списках в стране, откуда оно отправлено, и в той стране, в которой оно было получено. Если заказное письмо не было получено адресатом и получатель или отправитель составили жалобу, проверка которой подтвердила пропажу письма, то отправитель или