Опасная профессия - Жорес Александрович Медведев

в США и во многих других странах, руководитель того или иного проекта, одобренного на конкурсной основе, получал финансирование своей работы сразу на пять-шесть лет, открывал счет в банке и сам определял расходы на персонал и оборудование. Получение гранта обеспечивало независимость ученого от административных вмешательств, подобных тем, которые имели место в Обнинске в 1969 году. Рисками для ученого при системе грантов могли быть лишь плохая работа, неудачи в получении ожидаемых результатов и отсутствие серьезных публикаций. В этом случае у него не было шансов получить следующий грант. В университетах профессор, не имевший важных публикаций, потеряв свою грантовую лабораторию, мог остаться работать в качестве лектора и преподавателя. В США для профессоров не существовало фиксированного пенсионного возраста. В разных странах условия для завершения научной работы неодинаковы, но ни в одной из цивилизованных стран не могло бы произойти ликвидации двух продуктивных лабораторий по директивам партийно-политических чиновников из-за того, что один из заведующих слишком увлекательно в собственной квартире рассказывал молодым ученым о своей работе и жизни в других странах, а другой стал жертвой перлюстрации спецслужбами своих частных писем.

Лаборатории могут долго жить и продуктивно работать лишь на основе преемственности. Взамен уходящего, в связи с возрастом или по другим причинам, лидера выдвигается кто-либо из его учеников, способных сохранить уже созданную научную школу. В моем случае такой школы еще не было, было лишь четко сформулированное направление исследований. Планировалось провести за пять-шесть лет сравнение радиационных изменений у молодых и старых мышей. Первые популяции старых мышей стали только появляться в 1969 году. С моим увольнением лаборатория просто переставала существовать. Но одна из тем – по белкам клеточных ядер – сохранилась. Ее вела Рита с двумя лаборантами уже в лаборатории радиационной биохимии. За Тимофеевым-Ресовским давно была всемирно известная международная школа и были талантливые ученики. Большинство из них самостоятельно работали за рубежом, возглавляя лаборатории и кафедры в ГДР, ФРГ, Италии, США, Дании и в других странах. Но с 1955 по 1968 год у Тимофеева-Ресовского сформировалась не только генетическая, но и радиационно-экологическая школа в СССР, и большинство его уральских учеников приехали с ним в Обнинск. С его уходом не по своей воле на пенсию предполагалось, что лабораторию возглавит кто-то из его учеников. Наибольшие шансы имелись у Владимира Иванова, недавно защитившего докторскую диссертацию.

Однако в 1968 году в Академии медицинских наук СССР был создан новый Институт медицинской генетики. Его первым директором стал академик В. Д. Тимаков, специалист по генетике микробов и бактериофагов. Профессиональных медицинских генетиков в СССР в то время еще не было, всю отрасль предстояло создавать заново. Тимакова вскоре избрали президентом АМН СССР, он начал переводить генетиков из Обнинска в Москву в свой новый институт, и В. И. Иванов возглавил там лабораторию. Туда же перешли и другие генетики из Обнинска. В. И. Корогодин тоже переехал в Москву в Институт дрожжей, а затем в Дубну, где возглавил биологический отдел. Исследования по радиационной экологии в ИМР также постепенно прекратились.

Нелегальная безработность

Получить работу по биохимии где-либо, кроме Института медицинской радиологии, в Обнинске было невозможно. Материальная сторона этой проблемы нас с Ритой поначалу не беспокоила. Гонорары за две книги, изданные Медгизом в 1963 и 1968 годах, мы хранили на сберкнижке. Рита работала младшим научным сотрудником. Зарплата была небольшая, но мы всегда жили экономно. Овощи и фрукты нам обеспечивал участок в садово-огородном кооперативе, где я мог проводить теперь больше времени. В перспективе с 1970 года я мог рассчитывать и на гонорары из США за книгу «The Rise and Fall of T. D. Lysenko», которая оказалась очень востребованной и успешной. По сообщениям Михаила Лернера, редактора книги, права на перевод с английского были уже проданы почти во всех европейских странах и в Японии. Получать зарубежные гонорары в СССР через Внешторгбанк в то время уже не составляло проблемы.

В стадии подготовки у меня были две новые книги, также рассчитанные на хождение среди ученых и на возможное издание за рубежом. Одну из них, «Международное сотрудничество ученых и национальные границы», я начал писать еще в 1968 году с целью обосновать и развить идею о том, что фундаментальные науки, такие как физика, химия, биология, генетика и другие, развиваются как единое целое, вне зависимости от национальных границ. Эта общеизвестная истина, которая никем не оспаривалась, например, в Голландии или в Англии, отрицалась в СССР. У нас все еще считалось, что в каждой отрасли знания существует идеологическая основа и что советская наука имеет какие-то особые преимущества. На практике внедрение такой лжетеории приводило к тому, что членство в КПСС оказывалось для научной карьеры важнее таланта. Для научных исследований в современном обществе нужны лаборатории, приборы и, естественно, финансирование. Обеспечение этих условий на основе политических соображений лишало науку оригинальности, обрекало ее на копирование чужих достижений. В моей книге особо подчеркивалась необходимость общения ученых разных стран посредством конференций, конгрессов, симпозиумов и свободного обмена научными идеями. Все это иллюстрировалось конкретными примерами, которые показывали, что попытки ограничить советскую науку рамками соцлагеря и контролем партийных чиновников способствуют лишь расцвету всевозможных псевдоучений вроде лысенкоизма. Эта работа была впоследствии опубликована в Англии, и поэтому нет необходимости подробно пересказывать здесь ее содержание. Вся система международного сотрудничества СССР не только в области науки, но и в области литературы, искусства и обычного туризма была порочной и конфликтной и не отражала тех традиций, по которым Россия успешно развивалась как нация в течение столетий.

Издание моей книги по истории генетической дискуссии в СССР «Взлет и падение Т. Д. Лысенко» и книги Роя «К суду истории» о происхождении и последствиях сталинизма не через стихию самиздата, независимо от воли или контроля автора, а на основе непосредственного сотрудничества с иностранными издательствами и с обеспечением международного авторского права стало открытым вызовом существовавшей в СССР практике взаимоотношений между КПСС и научной и творческой интеллигенцией. Эта практика была установлена еще при участии Ленина и Троцкого в начале 1921 года вместе с введением государственной монополии внешней торговли. Главное правило состояло в том, чтобы писатели, поэты, музыканты, драматурги материально зависели исключительно от советской власти, от советских издательств, читателей или слушателей. Только это, по мнению большевистского руководства, могло привести к появлению и развитию действительно социалистической литературы и искусства. «Если мы позволим нашим писателям получать гонорары в других странах, – заявил Ленин, – то богатая буржуазия у нас их перекупит». Система оплаты писательского труда, формировавшаяся постепенно еще в 20-е годы, определялась не