Опасная профессия - Жорес Александрович Медведев

тиражами книг, они обычно устанавливались заранее, а некой «художественной ценностью» (политическими и идейными достоинствами) и объемом самой книги. Первоначальная публикация была обязательной в «толстом» журнале. Размер оплаты определялся, таким образом, фиксированным тиражом, чтобы писатель не мог жить дольше двух-трех лет на гонорар от одной, даже очень успешной книги. Он должен искать новые темы и создавать новые работы. За переиздание платили меньше, чем за первое издание, а после третьего не платили вообще. Понятия «бестселлер» в СССР не было. Именно такими методами создавалась особая, по многим параметрам, советская литература, социалистический реализм, лучшие образцы которого («Железный поток» А. Серафимовича, «Как закалялась сталь» Николая Островского, «Поднятая целина» Михаила Шолохова и другие) включались в школьные программы как советская классика. Представителей этого жанра поощряли дополнительно щедрыми Сталинскими премиями по литературе. Такая избирательность губила множество независимых талантов и шедевров литературы. (При жизни Сталина она губила и самих писателей.) Вся эта система модифицировалась с годами, и я не могу подробно обсуждать здесь эту проблему. Мы с Роем и Солженицын в 1969 году, пытаясь преодолеть сложившиеся правила и проявить независимость, столкнулись с сопротивлением огромного аппарата советской цензуры (Главлита) – подразделений советских издательств, сросшихся с идеологическими отделами ЦК КПСС и КГБ.

Против меня лично невозможно было применить ни статью 70 УК РСФСР, ни 190.1, так как в моей книге о Лысенко не было никакой «заведомой клеветы». Она была документальной. Однако в каких-то инстанциях решили использовать против безработного Медведева статью 209 УК РСФСР «о бездельниках, тунеядцах и паразитах», живущих на «нетрудовые» доходы. Именно по этой статье, введенной в Уголовный кодекс Указом Президиума ВС СССР от 4 мая 1961 г., был осужден в Ленинграде в феврале 1964 года талантливый молодой поэт Иосиф Бродский. Его талант был природным и очень ярким. Он много писал, но мало печатал и зарабатывал на жизнь в основном переводами. При этом он не состоял в членах Союза советских писателей. «Кто причислил вас к поэтам? – спросила судья. – Где вы учились этому?» «Я думаю, что это от Бога», – ответил подсудимый. Приговор был суров – пять лет ссылки и принудительного труда. (После отбытия всего срока наказания Иосиф Бродский вынужден был эмигрировать в США и впоследствии получил Нобелевскую премию по литературе, причем за произведения не только на русском, но и на английском языке.)

Этот закон знал и я. Именно из-за угроз по поводу «тунеядства» мой друг Анатолий Васильев, кандидат химических наук и заведующий лабораторией радиохимии, уволенный из Карповского института, вынужден был согласиться на работу водопроводчика жилуправления. Собрав все свои документы (копии дипломов и удостоверений, список научных публикаций, характеристики и т. д.) и заполнив необходимые анкеты, я подал заявление на объявленный именно в это время конкурс на должность старшего научного сотрудника по биохимической генетике в новый Институт медицинской генетики АМН СССР, получивший хорошее здание в Москве. Конкурентов на этом конкурсе у меня не оказалось, биохимиков-генетиков с каким-то опытом в стране еще не было.

Ровно через четыре месяца после моего увольнения из ИМР меня вызвала А. Антоненко, председатель исполкома Обнинского горсовета, потребовала объяснить, почему я не устраиваюсь на работу, и напомнила, что отказ от работы подходит под статью «о тунеядстве». Я ответил, что советские законы о труде гарантируют работу по специальности, и представил ей уведомление о том, что мои документы приняты для рассмотрения на конкурс в Институте медицинской генетики и голосование там должно состояться в ближайшее время. Голосование, однако, было отложено еще на три месяца: администрация института срочно занималась поисками конкурента Жоресу Медведеву. До конца 1969 года такого конкурента все еще не нашли.

Макс Дельбрюк, ученик Тимофеева-Ресовского, получает Нобелевскую премию

8 или 9 октября 1969 года было опубликовано сообщение о том, что Нобелевская премия по медицине и физиологии за 1969 год присуждена американскому генетику Максу Дельбрюку и двум его коллегам за исследования бактериофагов и вирусов. Это сообщение, почти не замеченное в Москве, вызвало большую радость в Обнинске. Дело в том, что Макс Дельбрюк был одним из наиболее ярких учеников Тимофеева-Ресовского и работал с ним в Бухе под Берлином в 1930–1937 годах вместе с К. Циммером, Г. Борном (Hans Born) и А. Качем (Catch A.). В 1937 году Дельбрюк эмигрировал из Германии в США, и это спасло его от судьбы Циммера и Борна, которых в 1946 году вывезли в СССР для работы в секретной лаборатории на Урале. Они вернулись в Германию лишь в 1951 году. Считается общепризнанным, что совместная работа Тимофеева-Ресовского, Циммера и Дельбрюка «О природе генных мутаций и структуре гена», опубликованная на немецком языке в 1935 году, явилась основой для развития молекулярной генетики и молекулярной биологии. Изучая мутации дрозофил под влиянием облучения (Циммер обеспечивал дозиметрию, Дельбрюк – математическую обработку, Тимофеев-Ресовский – изучение характера и динамики мутаций дрозофил), авторы доказали, что гены имеют молекулярные размеры, равные примерно 1000 атомных радиусов. Это стало первым убедительным доказательством того, что гены – это крупные макромолекулы. В клетках только молекулы ДНК имеют такие размеры. И именно эта работа трех авторов стимулировала изучение ДНК как возможной молекулы наследственности. Один из авторов открытия структуры ДНК, американец Д. Уотсон, был учеником Дельбрюка. В своей нобелевской лекции Дельбрюк особо отметил влияние, которое оказал на него Тимофеев-Ресовский.

Вручение Нобелевских премий, как известно, происходит в Стокгольме в декабре, и вручает премии сам король Швеции. Однако Макс Дельбрюк решил лететь в Стокгольм через Москву, чтобы встретиться в СССР со своим учителем. Они не виделись тридцать лет после Генетического конгресса в Эдинбурге в 1939 году. Дельбрюк считал своим долгом встретиться с Николаем Владимировичем и поблагодарить его за ту роль, которую он сыграл в судьбе молодого физика, сотрудника Нильса Бора, убедив его применить свои таланты в генетике, а не в атомной физике. Никакого официального приглашения и плана визита Макса Дельбрюка в Москву не было. Он получил в посольстве СССР транзитную туристическую визу для полета в Стокгольм с остановкой в Москве. В аэропорту его официально не встречали, но номер в гостинице «Метрополь» был забронирован «Скандинавскими авиалиниями».

Прибытие лауреата Нобелевской премии в Москву не могло, безусловно, остаться в тайне. На следующий день (кажется, это было 30 ноября) для Дельбрюка срочно устроил небольшой и короткий прием президент АН СССР М. В. Келдыш. Дельбрюку собирались показать некоторые институты в Москве, в частности Институт вирусологии АМН. Но гость, пребывание которого в Москве было рассчитано всего на несколько дней, просил лишь одного – встречи со своим учителем Тимофеевым-Ресовским.