Опасная профессия - Жорес Александрович Медведев

Ни Келдыш, ни Дельбрюк еще не знали, что Тимофеев-Ресовский отправлен на пенсию и что его отдел в ИМР больше не существует. В АМН, где это знали, срочно возник план привезти Тимофеева-Ресовского в Институт медицинской генетики и устроить там нечто вроде банкета в честь двух корифеев. Но Дельбрюк, уже давно знавший от общих друзей, Циммера и Борна, о судьбе Николая Владимировича в 1945–1955 годах, хотел навестить учителя у него в доме, повидать его жену и вручить им подарки из Калифорнии. Он настаивал только на частном дружеском визите. Первым, вполне естественным, желанием Дельбрюка было позвонить Тимофееву-Ресовскому, сообщить ему о своем приезде и наметить дату встречи. Американскому немцу казалось, что все это очень просто. Я тогда о приезде Дельбрюка в Москву не знал, а ни у кого из ученых, встречавшихся с Дельбрюком в Москве, номера домашнего телефона Тимофеева-Ресовского не было. В недалеком прошлом отдел генетики ИМР имел прямой московский номер. Теперь Тимофеевым-Ресовским можно было звонить лишь через междугороднюю станцию, а для этого следовало знать код Обнинска и местный номер телефона. Этот номер удалось получить у академика Б. Л. Астаурова. Именно таким образом Николай Владимирович узнал о приезде Дельбрюка и о том, что его друг намеревается приехать к нему в гости на следующий день, 1 декабря.

Гостиницы высшего разряда предоставляют своим гостям автомобиль с водителем, включая, естественно, плату за эту услугу в счет. Гостиничные автомобили парковались на большой стоянке справа от здания «Метрополя», в основном это были черные «Волги». Многие водители немного говорили по-английски и наверняка рапортовали «куда надо» о поездках своих пассажиров. Дельбрюк, уже поездив на этих черных «Волгах» по Москве, полагал, что на такой же машине отправится и в Обнинск. Сто километров по шоссе для жителя Калифорнии представлялись сорока-пятидесятиминутной поездкой.

1 декабря днем мне позвонил Тимофеев-Ресовский и попросил зайти к нему, не объяснив зачем. Это означало что-то конфиденциальное, по телефону серьезных разговоров уже не велось. «Макс Дельбрюк приехал в Москву, – сказал он сразу, как только я сел в его небольшом кабинете, – он хотел приехать сегодня в Обнинск, но это ему не удается…» Николай Владимирович сообщил, что иностранцам запрещено отъезжать от Москвы дальше, чем на 50 км. Я об этом уже давно знал – на 55-м километре по Киевскому и Калужскому шоссе стояли дежурные посты дорожной милиции, которые проверяли транспортные потоки, останавливая автомобили с определенными номерами. Иностранцы не имели права приезжать в Обнинск без сопровождения и разрешения. «Что нам делать? – в растерянности спросил Николай Владимирович. – Лелька болеет, у нее плохо с ногами. В Москву мы ехать не можем…» (Елена Александровна ходила уже с трудом.) Встреча с Дельбрюком была для Тимофеева-Ресовского очень важной. Обсудив варианты, мы пришли к выводу, что нужно привезти Дельбрюка в Обнинск на электричке, желательно калужской, она шла от Москвы лишь с тремя остановками и доезжала до Обнинска за полтора часа. Те, что ходили чаще, на Малоярославец, со всеми остановками, шли переполненные до Обнинска два часа. Я понял, что Тимофеев-Ресовский просит у меня помощи, да и сам я знал, что никто другой не сможет привезти Дельбрюка в Обнинск. И опыт такой у меня имелся – я привозил к Тимофееву-Ресовскому в 1967 году его друга Г. Штуббе. Но Штуббе был из ГДР, его визит согласовали в АМН СССР и выделили служебную машину. В 1966 году я привозил в Обнинск, уже неофициально и на электричке, моего английского друга Ральфа Купера с сыном. Для них поездка на электричке оказалась весьма интересной.

В тот же день я выехал в Москву. Из расписания на вокзале я узнал, что ранняя калужская электричка уходит из Москвы около восьми утра. В «Метрополь» поздно вечером я вошел не через главный вход (там швейцар натренирован отличать иностранцев от простых советских граждан), а через ресторан. В холле я заговорил уже на английском: «У меня встреча с профессором Дельбрюком, прилетевшим из США», затем по внутреннему телефону пригласил его в холл, не называя себя, сказав, что просит друг Добжанского. Мы с ним зашли в маленькое кафе на втором этаже. Дельбрюк все понял: ему следовало выйти завтра из гостиницы и свернуть на площадь в семь часов утра. В Москве в это время в декабре еще темно. На Киевский вокзал мы поедем на метро. Дельбрюк уже читал мою книгу о Лысенко и полностью мне доверял. Теплая одежда у него была, он ведь ехал в Швецию. Но в сувенирном магазине «Метрополя» я посоветовал ему купить все же русскую шапку-ушанку, чтобы не привлекать к себе внимание.

Ночевал я у Роя. Он жил на окраине города, недалеко от станции метро «Речной вокзал». До станции «Площадь Свердлова» в центр города я доехал за тридцать минут. Вскоре вышел Дельбрюк. К Киевскому вокзалу ведут две линии, я выбрал ту, что идет поверху. Американец был удивлен тем, что проезд с любыми пересадками стоит всего пять копеек и что стоимость проезда не менялась с 1935 года. Для Дельбрюка московское метро было объектом восхищения. Рано утром в центре города пассажиров в вагонах немного, никто не стоит, все сидят. Пригородные электрички гостя тоже удивили. Я тогда еще не знал, что железные дороги США в то время находились в состоянии упадка и что метро, «подземка», существовавшее только в Нью-Йорке, было намного хуже и сложнее московского. Оно строилось в разное время несколькими компаниями.

Калужская электричка уже стояла у платформы. Мы зашли в один из первых вагонов, он был почти пустой. Я объяснил гостю, что рано утром пассажиры в основном приезжают в Москву на работу и за покупками. Зимний пейзаж вдоль дороги был очень красив, в основном леса, покрытые снегом. Пассажирам разносили мороженое. Я выбрал пломбир в шоколаде, мой спутник не решился на это в декабре. Электропоезд шел быстро. Апрелевка, Нара, Балабаново, следующая – Обнинское. Выход с платформы сразу в город. Улица, где жил Тимофеев-Ресовский, начиналась от Вокзальной площади. Но самого вокзала в Обнинске все еще не построили. Мы приехали в 9.30, но Тимофеев-Ресовский ждал нас рано. Не буду описывать встречу, она была бурной и трогательной с обеих сторон. Елена Александровна еще лежала, ей недавно сделали операцию, которая прошла успешно. Тимофеев-Ресовский и Дельбрюк разговаривали, естественно, на немецком. Я их оставил, предупредив, что мы с гостем должны уехать около четырех часов. К этому времени кончается рабочий день во многих институтах, и с пяти часов электрички на Москву будут переполнены.

Я вернулся в дом Тимофеева-Ресовского около трех. Елена